Охота на вампиров

— Не знаю я никакого капитана Власова. — Но тут его наконец осенило. — Ах, да, вспомнил! Тот, который пропал без вести? Я еще о нем у нового начальника отдела спрашивал, у Будникова, кажется…

— Странно… Тому же Будникову вы пояснили, что Власов был вашим другом, теперь же с трудом его вспомнили.

— А разве это столь важно?

— Важно.

— Нашелся, что ли?

— Нашелся. Завтра похороны.

Наверное, Левашов был неплохим следователем. Сколько людей он припирал к стенке и раскалывал, а тут сам оказался на их месте. И чувствовал он себя далеко не комфортно — страшно ему было.

Нехитрое дело сидеть за большим полированным столом, заставленным служебными телефонами, и нагонять ужас. Страх хлещет из человека фонтаном, и его холодные, мокрые брызги достигают собеседника. Что он в этот момент ощущает? Ал хорошо знал, что такое чужой страх. Например, оборотни его чуют за сотни метров, потеют, воют и трясутся. Они сами мастера ужаса, но ничего не пропадает зря: та энергия страха, которую получили от других, стократно увеличивается и выворачивает их наизнанку, когда самим грозит беда. Тот же милейший Василий Константинович… Как его колбасило в предчувствии моего визита! Ничего не попишешь — природа.

Конечно, нельзя говорить, что Алу все эти посторонние страхи до лампочки: ни благости, ни наслаждения — так, тревожный звонок мобильника, мол, будь настороже — опасность. А что ощущают пытальщики, вроде Владимира Павловича или того же полковника? Смак, насыщение властью над чьей-то душой? Ох! Вредно питаться человеческими ужасами — это потом и ночные кошмары, и нежданные хворобы, короче, весь комплекс напуганного оборотня.

Старший следователь Левашов боялся всерьез. Ал даже через экран телевизора так чувствовал его лихорадочное беспокойство, что воскликнул:

— Вот это да!

Генералы глянули на Ала, а Гришенко спросил:

— Трусит, гадюка, да?

— Нет, Василий Владимирович, тут покруче будет, смерть свою учуял. Умрет он скоро.

Все повернулись к экрану и стали вглядываться в белое лицо Владимира Павловича.

— Как нам избежать этого? — не оборачиваясь от телевизора, спросил Зотов.

— Позвоните полковнику, Сергей Сергеевич. Пусть он спросит, как у них с фон Бергом происходит общение.

— С кем?

— С Горским. Хотя фон Берг мне больше нравится.

Полковник молча поднял трубку, выслушал и так же молча ее положил.

— Скажите, Владимир Павлович, как вы общались с Карлом Антоновичем? В казино?

— Нет. Он сам у меня появлялся, — сказал, и глаза расширились от ужаса.

Наверху у Зотова аж все заерзали, словно футбольный матч смотрели.

Полковник живо продолжил:

— Горский приезжал к вам? На чем?

— Не знаю, на чем он приезжал! — нервно вскрикнул Левашов. — Неожиданно возникал и также внезапно исчезал!

— Успокойтесь, Владимир Павлович. Может, воды?

— Спасибо. Лучше я закурю.

— Пожалуйста, ваша воля.

Алу нравилось, как вел разговор полковник. Кстати, он был Героем Советского Союза еще с Афганистана, но стеснялся этого. Объяснил при знакомстве, что он не Кобзон, быть героем страны, которой давно нет. Звали остроумного полковника Крутиков Андрей Геннадьевич.

— Год назад, — продолжил, закуривая, Левашов, — я разошелся с женой и с тех пор живу один. Квартиру мы разменяли на двухкомнатную и однокомнатную. Однокомнатная, как вы понимаете, досталась мне, но в ней я прожил недолго. Теперь у меня большая двухкомнатная квартира в центре. Тут, что лукавить, способствовал Карл Антонович. Он, щедрая душа, даже подарок мне на новоселье сделал.

— Зеркало? — улыбаясь, спросил Андрей Геннадьевич. Левашов вскинулся:

— Откуда вы знаете?!

— Что за зеркало, как оно выглядит? — не ответив, снова спросил полковник.

Бедный Владимир Павлович совсем раскис. По собственному опыту знал, если известны такие мелкие подробности, то дело его — швах!

— Старинное зеркало в резной раме, — уныло продолжил Левашов. — Мне специалисты объяснили — настоящий раритет. Оно у меня в большой комнате висит, в гостиной. Но разве это взятка? Подарок…

— Еще раз повторяю, Владимир Павлович, вас никто ни в чем не обвиняет.

Но страх застил очи старшему следователю. Здравый смысл покинул его.

— Вы так и не объяснили, как Горский посещал вас.

— Я не знаю… Он любил напускать на себя таинственность. Может, у него ключи от моих английских запоров были. Захожу в гостиную, а он в кресле сидит. Кресла у меня нормальные, современные. Любой мой вопрос предвосхищало восклицание: «Сюрприз!» Веселый человек был, даром, что мрачный с виду.

— Веселый человек, говорите?

— Да.

Он не заметил, что полковник сделал упор на слове «человек», значит, Левашов так ничего и не заподозрил.

— Уходил Карл Антонович тоже неожиданно. Я отправлюсь на кухню, что-нибудь на стол сообразить, возвращаюсь, а его уже нет. Так и не понял, как ему это удавалось. Фокусник…

На столе полковника вновь зазвонил телефон.

— Хорошо, — ответил Андрей Геннадьевич и положил трубку. Затем задумчиво произнес:

— Интересная история, очень даже интересная.

— Вы мне не верите?

— Владимир Павлович, вы меня удивляете. Сами профессионал… Любое утверждение требует доказательств. При чем здесь верите, не верите?