Гордостью дяди являлись старинные, восемнадцатого века, шахматы — доска красного дерева, фигурки из слоновой кости, выточенные в старонемецком стиле «селенус». Дядя Йенс рассказывал нам, тогда еще школьникам, что этот стиль был придуман во времена Тридцатилетней войны неким Густавом Селенусом, автором трактата «Шахматы, или Королевская игра», и назван в его честь. Позже выяснилось, что под псевдонимом Селенус скрывался сын Брауншвейг-Люнебурского герцога Август. Фигурки, выполненные в стиле «селенус», отличает особое изящество — у них очень тонкие «талии», много всевозможных утолщений и ободков и очень высокие и острые верхушки. В общем, это такая шахматная готика.
Дядя мог рассказывать подобные истории часами, он очень любил шахматы. А еще он любил молоденьких девушек и, как я уже сказал, был рисковым парнем и поэтому занялся какими-то сомнительными операциями и что-то там нарушил в таможенных правилах. На горизонте замаячило расследование, суд и даже тюремный срок. Дядя Йенс очень быстро продал свой бизнес, переехал в Германию и открыл фирму по срочной доставке грузов, оформив ее на тетушку Улрике, сохранившую девичью фамилию. Светить свою фамилию — Пребен — дядя не мог, потому что у европейских таможенников оставались к нему вопросы.
Постепенно обжившись в новой стране, дядя нашел себе партнеров и единомышленников по части «шахмат» и вновь стал якобы ходить в воскресные и праздничные дни играть в городской парк, хотя на самом деле эти выходы вовсе не подразумевали павильоны со столами и лавками.
И вот однажды его жена, дабы сделать мужу приятное, записала супруга на сеанс одновременной игры с мировой знаменитостью, экс-чемпионом мира, гроссмейстером Борисом Спасским, приехавшим в город по приглашению мэрии на какие-то местные празднества. Сеанс должен был состояться все в том же городском парке, и каждому желающему сразиться со Спасским надо было прийти со своей доской. Естественно, дяде Йенсу ничего не оставалось, как взять свои дорогие знаменитые шахматы, тетю Улрике и отправился на встречу с гроссмейстером.
В парке было Довольно многолюдно. С моря дул свежий ветер. Он налетал порывами, хлопал полотняными навесами, шумел листвой деревьев. Я почему так уверенно об этом говорю — в тот момент я гостил в семье у дяди Йенса. Мне было семнадцать лет, я дружил с их сыном Мортеном, у нас обоих были каникулы, и мы составили компанию дяде Йенсу и тете Улрике. Разумеется, вместе мы дошли только до парка, а дальше наши дороги разошлись — мы с Мортеном отправились кадрить девчонок, дядя Йенс заспешил к павильону, чтобы занять место, а тетя Улрике пошла к открытому кафе за прохладительными напитками и пирожными.
Расставив фигуры, дядя Йенс, обеспокоенный тем, что жены нет слишком долго, попросил своего хорошего знакомого, одного из устроителей сеанса одновременной игры, приглядеть за шахматами и вышел из павильона, чтобы найти тетю Улрике. Как утверждал потом дядя, в дверях он споткнулся и ударился головой о косяк, рассадив лоб. Раздосадованный травмой и отсутствием тети, прижимая к окровавленному лбу платок и громко ругаясь, дядя ушел через толпу по дорожке парка. А вот тетя Улрике задержалась в кафе, потому что долго не могла выбрать, какие пирожные взять — ореховые, марципаны или мокко. В итоге она взяла по паре каждого сорта и отправилась к шахматным павильонам. Неожиданно в толпе она заметила своего всегда аккуратного до педантичности мужа, только без антикварных шахмат и в компании миловидной дамы средних лет с яркими рыжими прядями, которая уж очень походила на секретаршу Игу.
Первая мысль, которая пришла в голову бедной тети Улрике, — ее драгоценного Йенса ограбили, и он пытается разъяснить всё своей знакомой…