Охота на викинга [роман]

про отца-бывшего-хиппи, про маму, про дедушку Гуннара, про дядю Ульрика и тетю Марту, про несчастного дядю Йенса и его не менее несчастных жену и сына и про многих других моих родственников. И про то, что кроме дяди Йенса, у всех у них есть собственность, сбережения и бизнес. И про акции одной очень крупной нефтяной компании, которые они дарили мне десять лет подряд на день рождения. И про свою работу. И про счета в трех банках, которые у меня есть.

И про то, что с такими капиталами и связями я, конечно же, смогу помочь ей найти ту работу, которая будет интересной, хорошо оплачиваемой и достойной ее. Или, если она хочет, я оплачу ей учебу в любом университете, не важно где.

По мере того как я говорю, глаза Ариты становятся все тусклее и тусклее — она думает, я уверен, что она так думает! — сейчас я предложу ей деньги. Но Нильс Хаген не такой! У меня получается приятно удивить мою любимую, и вспыхнувшие в Аритиных глазах веселые огоньки становятся мне за это наградой.

А кроме того, конечно же, — жаркий поцелуй и еще один тур «танго лежа»…

Отдышавшись, мы откидываемся на подушки, и Арита мурлычет:

— Ты прямо как Онегин — всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных…

— Кто это — Онегин? — расслабленно спрашиваю я, поглаживая ее спину.

Арита фыркает, как морской котик, приподнимается на локте и смотрит на меня.

— Ни, ты что, не читал Пушкина?! «Евгений Онегин» — я его знаю наизусть!

Вынужденно признаюсь — не читал. Я «Войну и мир» читаю второй год, и не потому, что не понимаю, нет, на такие глубокие произведения нужны и время, и усердие.

— Та-ак! — Арита надевает воображаемые очки и превращается в строгую учительницу. — Скажите, господин Хаген, а что вы вообще читали из русской литературы?

Старательно морщу лоб, закатываю глаза — и спустя несколько секунд сокрушенно признаюсь: почти ничего.

— Невозможно! Неслыханно! Кошмар! — всплескивает голыми руками моя «учительница». — Это просто стыд и срам! Нужно немедленно ликвидировать этот пробел в вашем образовании. Все, решено — с этого момента я займусь вашим воспитанием.

Арита явно говорит цитатами, и я, кажется, почти улавливаю, откуда они — из фильмов, а с этого я начинал, с простых русских советских фильмов, разных: о любви, о спорте, о работе и каких-то пятилетках. Но, в общем-то, она права — это действительно кошмар, в последнее время я очень мало читаю.

— Записывайте, — пальчик Ариты дотрагивается до моего носа. — Достоевский — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы». Далее Лесков — «Очарованный странник», «Леди Макбет Мценского уезда». Толстой Лев — «Воскресенье», «Анна Каренина». Булгаков — «Мастер и Маргарита» — это обязательно. Аксенов — «Остров Крым». На первое время достаточно. Вы все записали?

Она настолько потешна в этой роли учительницы — голая, строгая, соблазнительно обворожительная, — что я не выдерживаю, хотя организм сигналит, что пора сделать перерыв.

— Господин Хаген, разве можно так обращаться с учителем?! — возмущается Арита, но не выдерживает роль до конца, и ее ноготки впиваются мне в спину. — Ни-и…

За обедом встречаю Дмитрия. Он сейчас должен быть очень занят — их отдел готовит новую рекламную кампанию по продвижению нашего банка в России, и видимся мы редко.

Дмитрий мрачно ест холодный суп и одновременно говорит по двум телефонам. Увидев меня, он отодвигает тарелку, убирает мобильники и жестом приглашает за свой столик.

— Прошу, шеф! Не откажи в любезности — совершенно замотался, очень хочу хотя бы пять минут побыть в обществе нормального человека.

Я не отказываю. Дмитрий всегда был мне симпатичен, а сегодня, когда я люблю и любим, не только он, но и весь мир кажется мне гораздо лучше, чем есть на самом деле. Обсудив банковские дела, международную политику и вялотекущий финансовый кризис, мы как-то незаметно переключаемся на литературу. Я озвучиваю список книг, рекомендованных Аритой. Дмитрий саркастически улыбается.

— Стандартный набор провинциального всезнайки, — с пренебрежением говорит он. — Голые короли, дутые величины. Впрочем, русская литература была великой, лишь когда она писала о реальной жизни и реальных людях. Сейчас это вообще сборище графоманов, плагиаторов, называемых постмодернистами, и сумасшедших.

О, похоже, я наступил на любимую мозоль. Делано удивляюсь:

— Прямо так и сумасшедших?