Охота на волков

— …А читал ли ты что-нибудь о политике слухов? — Константин Николаевич еще раз пригубил из крохотной рюмочки, восторженно прищелкнул языком. Получалось это у него звонко, совершенно по-молодому. — Слухи, Валентин, великая вещь! Политик, не пытающийся понять всей кухни слухов, никогда не станет настоящим политиком. Нужный слух и в нужное время — это все равно что обманный финт в бою. В реальной жизни — это могучий рычаг управления обществом! Сеть подобных рычагов, сработавших по определенному плану, способна в считанные дни взнуздать общественное мнение, направить в удобное русло. Любитель прямолинейных действий недостоен управлять даже заурядной конторой, не то что страной. Само слово «политика» уже отвергает нечто лобовое и бесхитростное. Это всегда подобие волны — этакой змеистой синусоиды, меняющей амплитуду и период по собственному загадочному разумению. Не надо великих потрясений! Лучшее, как известно, — враг хорошего, — глаза полковника благостно сияли. — Желаешь протолкнуть реформу? Пожалуйста! Только не поленись проверить сначала, какой отклик вызовет сия процедура у населения. Пусти слушок, раскрой глаза пошире. Вот и получишь искомый результат в виде бури возмущения или напротив — хора елейных голосов. А какую благодатную почву можно подготовить умелыми слухами!

— К примеру, готовя повышение цен, — предположил Валентин.

— Правильно! Пускаешь слух о том, что цены вырастут вдвое, а поднимаешь только на десять-пятнадцать процентов. И все будут довольны. Или, скажем, шевелишь народ вестью о том, что пенсионный возраст подскочит лет эдак на пяток, а на деле лишь чуть-чуть увеличиваешь временную задержку с выплатами. И опять же народ не взорвется, как можно было бы ожидать в случае прямолинейных действий.

— Славно вы все растолковываете, Константин Николаевич, — Валентин улыбнулся. — Только чудится мне, что реформы и слухи для вас — дело десятое. Или я ошибаюсь?…

Скрипнула дверь, и в кабинет заглянула Аллочка, племянница полковника. Он так и представил ее Валентину — не Алла, а Аллочка. Было Аллочке около двадцати, в ушах девушки поблескивали цыганские обручи-кольца, ходила она в просторном свитере — из тех, что так обожают художники-небожители. Широко расставленные глаза, ресницы вразброс, длинные, обтянутые лосинами ноги, ступающие с плавной осторожностью на вытянутый носок, чем и выдавали соприкосновение в прошлом с балетной школой.

— Все говорите и говорите… — приблизившись к столу, Аллочка водрузила на него поднос с чашечками кофе. — А если гость умрет от голода? Вот, пожалуйста, это арахис, это фундук, а здесь шоколад… Дядя у нас, надо сказать, большой сладкоежка.

— Вот уж никогда бы не поверил, — Валентин невольно покосился на ее ноги. Удержаться не получилось, потому как было на что посмотреть. Остановившись возле столика, Аллочка развела ступни в третью позицию. Это было и смешно, и красиво. Хотя, возможно, племянница полковника просто хитрила. Она не столько казалось странной, сколько хотела казаться таковой. Кольца в ушах, свитерок пятидесятого размера, чудная походка — слишком уж много всего сразу… Так ему во всяком случае подумалось. Валентин помог девушке освободить поднос, поймав ее взгляд, растерянно сморгнул.

— Дядя у нас кремлевский мечтатель. Дать ему волю, кого угодно заговорит.

— Ничего, я люблю послушать.

— Мое дело предупредить, — двигаясь все той же изящной поступью, Аллочка вышла из кабинета.

— На чем мы остановились? — Валентин рассеянно взглянул на Константина Николаевича.

— Это не я, это ты остановился, — полковник усмешливо хлебнул из чашки. Отломил кусочек от шоколадной плитки, зажмурившись, сунул под язык — точно таблетку валидола.

Валентин с некоторым усилием заставил себя припомнить последнюю фразу.

— Да… Так вот, я хотел сказать, что реформы, конечно, штука занятная, но вы-то, кажется, отдаете силы иному делу!

— Не иному, Валентин. Не иному! Все в этом мире увязано в один гигантский узел. Мы зависим от политиков, они зависят от нас.

— Хотел бы вас понять.

— Так ли? — склонив голову набок, полковник хитровато прищурился, на мгновение став удивительно похожим на свою племянницу.

Вместо ответа Валентин попробовал кофе.

— Вкусно!