— Пакостные дела творятся, Валентин. Всюду бездарность и беспринципность, коррупция, какой не наблюдалась даже при Николае Втором. Как шутят теперь: все поголовно уголовны. А ведь Россия — это танк, которому ничего не стоит подмять под себя мир. Поверь мне, я хотел бы заниматься одной преступностью, но чем больше я оглядываюсь, тем вернее убеждаюсь, что сфера моей деятельности беспредельна. Потому что беспредельна и преступность, проникшая, как в самые низы, так и в высшие эшелоны власти. Я не попка, чтобы съедать, кого скажут и кого дозволено. И коли в моих силах кое-что изменить, не вижу причин, чтобы отказываться от задуманного. Еще одну российскую Колумбию мы не допустим — вот тебе и вся моя идеология. А пути и средства… Здесь меня ничто не связывает. Я буду жесток по необходимости. И если национальные войны возможно прекращать вспышками чумы или какой-нибудь холеры, я буду отдавать необходимые команды. Только потому, что буду твердо знать: в результате эпидемии чумы погибнет сто тысяч человек, война же унесет вдесятеро больше. Командир должен уметь посылать бойцов на смерть. Никакой внутренней политике без подобного умения не обойтись…
Зазуммерил телефон, и полковник поморщился. Руками изобразив сожаление, неторопливо поднялся.
— Посиди пока здесь. Я еще подойду.
…Чуть позже, уже обряженный в полковничий мундир, он сухо и коротко выдавал последние наставления:
— Пока Миша Зорин в больнице, тебе придется пожить здесь. Аллочка покажет комнату и все остальное. О Баринове не беспокойся. Поправится Зорин, вернешься к своему приятелю и ты.
— Неважный из меня телохранитель, Константин Николаевич.
Глаза полковника глянули остро — чуть-чуть не укололи.
— А вот Алоис был о тебе другого мнения.
Валентин на это только крякнул. В комнату вошли двое офицеров, и полковник кивком указал Лужину на дверь.
— Иди, обустраивайся. Со всеми вопросами — к Аллочке.
Валентин поднялся с кресла. У самого порога оглянулся.
— Что с Зориным, если не секрет?
Полковник недовольно пожевал губами, нехотя ответил:
— В него стреляли… — глаза Константина Николаевича скользнули в сторону. — Вернее, стреляли в меня, а попали в него.
Опустив голову, Валентин вышел.
Комнатка Зорина понравилась Валентину с первого взгляда. Впрочем, иначе и быть не могло. Полнометражное — оно и есть полнометражное. Кроме того, после серой безысходности камер, после казарменной мебели — любое человеческое жилье способно выгнать слезу умиления. На территории Зорина с одинаковым успехом можно было как отдыхать, так и проводить среднетемповую тренировку. Благо площадь позволяла. Не менее двадцати пяти квадратов, если на глаз, хотя в квартире полковника это считалось все-таки комнаткой.
Валентин с удовольствием прошелся по мягкому ковру, с интересом огляделся. Одну из стен занимал просторный стеллаж с книгами, в углу на массивном, крюке висела боксерская груша, здесь же, на резиновом коврике, красовались выстроенные в ряд гантели и гири. Массивный письменный стол, просторная тахта, скромная полочка с гигиеническим инвентарем и специальной литературой.
— Тут книжки Михаила, а тут — дядины, — движением колдующей феи Аллочка повела рукой.
Любопытствуя, Валентин покрутил головой и шагнул ближе. На полочке Зорина стояли брошюры, посвященные всевозможным видам единоборств, мастерам пулевой стрельбы и стрельбы из лука. Глянцево поблескивали толстые справочники по новейшему стрелковому оружию, тут же рядом красовались врачебные талмуды: «Человеческая анатомия», «Кости скелета», прочие бестселлеры медицины. Неприметной стопочкой лежали какие-то пыльного цвета подшивки с тиснением на корешках грифа секретности. Единственная художественная книга принадлежала перу Джека Лондона. Валентин потянулся было к ней, но удержался. Глазами вернулся к пестрому царству стеллажа. Здесь и впрямь можно было помечтать и разгуляться. Мопассан, Розанов, Энгельс, Кортасар, Маркес, Шукшин… Какой-то определенной системы не наблюдалось. Рядом с Тарле и Тюларом покоился Максимилиан Волошин, а Платонов ничуть не брезговал соседством с Гарднером и Хейли. И так далее в том же духе — Вересаев, Том Клэнси, Юрий Власов, Довлатов… Форменный винегрет! Хотя и аппетитный, надо признать.
— Это только часть, — обрадовала Аллочка. — Основные запасы — в дядиной библиотеке.
— У него есть еще и библиотека?
— И библиотека, и мастерская. Только в мастерскую вам лучше не заглядывать. — Аллочка хихикнула. — Там кругом сплошные трубы. Может запросто все обрушить.
— Обрушить трубы?
— Ну да. Дядечка ведь у нас жуткий летун. А трубы — это запчасти его аппаратов. У него их три или четыре штуки, и он все никак не успокоится. Постоянно конструирует какие-то новые.
— Что ж, в мастерскую мы соваться не будем, — пообещал Валентин.
— Если понадобится телефон, то он вон под тем колпаком.
— Почему — под колпаком? — удивился Валентин.