— Видел бы ты меня в первый день свободы! Робкий был, что твой кролик. Ходил на цены глазеть, продавщицам подмигивать боялся. Одной подмигнул, она покраснела. Мне бы тут анекдотец какой ввернуть или пригласить куда-нибудь, а я стою дурак дураком и чувствую, что и сам раскаляюсь, как маков цвет. А как пошли коммуняки по улицам, так я и вовсе деру дал домой. Потому как, Валь, свобода — она тоже привычки требует. Позвонили, понимаешь, в дверь, — я за пояс отвертку отточенную и на цыпочках к глазку. Смотрю, а там соседка молодая в халатике. Кожа белая, молочная!… — Баринов мечтательно причмокнул губами, рассеянно полез пятерней под парик.
— Ну и что?
— Да ничего. Соли попросила, предупредила, что воду горячую на днях отключат, чтоб, значит, следил за кранами. А то у них постоянно кто-нибудь кого-нибудь заливает. И ведь не верил я ей! До самого конца. Ухо прижимал к двери, хотел удостовериться, что действительно соседка. А после в окно выглядывал… — Баринов развеселился. — После того дня еще одно приключение имел. Днем-то боязно, так я ночами стал выбираться. Подышу воздухом, погляжу на звезды — и вроде как легче становится. Вот на вторую ночь чуть было не раздели. Четверо огольцов, у двоих резиновые дубинки. И что самое пакостное — даже разговаривать не стали. Помнишь, как в наше-то время было? Ну, остановят, ну, попугают, — снимут там шапку или шубу, пендаля дадут, но ведь все по-людски, без садизма. Нынче, брат, иной коленкор. Шуба с шапкой — предлог. Куда заманчивей зубы вышибить или ногами по ребрам прогуляться. Это я тогда замечательно понял. Словечка не дали сказать — все разом кинулись. С азартом парнишки работали. Другого бы на месте завалили — это я точно говорю. Да и я ушами прохлопал, успели пару раз огреть дубинкой. У меня и отвертка с собой была, да все так закрутилось, что я про нее и не вспомнил. Двоих завалил и дал ходу. Сам не знаю почему. Ведь не испугался, нет! А чего-то побежал. Ох, они и вздрючили за мной! Шустрые попались огольцы. Камээсы, небось, какие-нибудь. Умудрились загнать в какую-то подворотню, а там я и сам опомнился. Отвертон свой достал, поймал одного в замок, отвертку к горлу — и давай им политес разводить. До того договорился, что и блатным себя назвал, и к Афгану примазался. Мол, я оттуда и терять мне, нечего. Надо было тебе на них посмотреть. По-человечески ведь стали разговаривать, закурить предложили. Расстались, как друзья-товарищи… — Баринов, хмыкнув, качнул головой. Оживление его сошло на нет.
— Странно все стало, Валь. Поверишь ли, страх иногда накатывает. Да такой дурной, что впору морду задирать и выть. Словно и не в родной стране очутился. А ведь до тюряги я знать не знал, что это за штука такая — страх. И Галину еще черти подбросили. То есть, может, и не черти, но только шибко умирать стало неохота, Валь. Боязно…
Валентин слушал рассеянно. С неба сыпало нечто среднее между моросью и снегом, и оттого сидеть в машине было особенно уютно.
— Ничего, как-нибудь попривыкнем, — сам себе сказал Баринов. — Куда мы денемся.
Склонившись к ногам, он достал спортивную сумку, нашарив на дне термос, принялся наливать себе парящий кофе.
— Желаешь взбодриться?
Валентин покачал головой.
— Второй час сидим. И чего ждем? — Баринов с хлюпаньем стал пить из чашки. — Дворик какой-то унылый, домишки блеклые, а мы тут у всех на виду. Может, хоть под топольки встанем?
— Я здесь жил когда-то, — Валентин шевельнулся. — До того, как сел.
— Жил? Вот так номер! — Баринов заворочал шеей, озирая двор иными глазами. — Значит, ждем не клиента? Так надо понимать?
— Нет, не клиента, — Валентин напряженным взором следил за подъездом, накрытым бетонным козырьком с длинной изогнутой трубой, увенчанной фонарным абажуром. — И не ждем, а просто… — он умолк, не завершив мысли.
— Ну-ну, — Баринов покосился на часы. — А к Бореньке потом не опоздаем?
— Нет, — Валентин тоже невольно взглянул на часы. — Не опоздаем.
— Что ж, — Баринов завинтил термос, с хрустом потянулся. — Тебе решать, генерал. Я-то ничего, только парик этот идиотский… — он воодушевленно присвистнул. — Ого! Глянь-ка, генерал! Какая шмара цопает! Ей богу, я такую на афише видел недавно… Эй, Валь, ты куда?!
Не слушая напарника, Валентин уже выскакивал из машины. Он бежал к той самой «шмаре», которую заприметил Баринов.