Охота на волков

Приближаясь к условленному месту, он тряхнул головой, проверяя работоспособность. Понтал и прогулка сделали свое дело, боль утихла. Ратуша была рядом, и приходилось двигаться медленнее, — людская толчея навязывала свой ритм, укрощая ретивых и подстегивая неторопливых. В целом царило какое-то игривое настроение, чем и отличалась здешняя барахолка от мрачновато-крикливых городских рынков. Тут и там смеялись, в свете фонарей поблескивали молодозубые оскалы. С гитарой в руках, пританцовывая драными кроссовками на снегу, пел черноволосый, смахивающий на цыгана человек. Девица с отрешенным взором стойчески держала над косматой головой барда раскрытый зонт. Играл косматоголовый так себе, а вот голос кое-чего стоил. Леонид приостановился. В песне мелькали фразы о беспричинной тоске, о вагонах, о брошенных навсегда городах. Само собой повеяло прошлым. В студенчестве они тоже обожали петь нечто подобное. Минуту, другую он стоял, слушая, пока не заметил, что мышцы ног и рук совершенно окаменели. Это действовал таким образом голос косматого певца. Усилием воли он заставил себя расслабиться. Надо же! Такой пустячок — музыка в подворотне! Он тронулся дальше.

Где-то слева звонко столкнулись граненые стаканы. Кто-то, радостно визжа, захлопал в ладоши. Леониду показалось, что визжит девушка, но он ошибся, — визжал накурившийся конопли подросток. Хриплоголосый обладатель стакана, явно играя на публику, зычно объявил:

— Ударим по базе транзистора! Чтоб до сопель зеленых! До короткого!…

И тут же послышался звук поцелуя.

Леонида поднесло к ступеням Ратуши. Чем дальше, тем больше. Здесь уже не столько торговали, сколько беседовали. Сидели на корточках, на картонных и дощатых ящиках, матом крыли президента и депутатов, толковали о воюющем юге, просто философствовали. Кто-то вещал про войну на юге, кто-то плакался по поводу того, что вся наша история — голимое вранье. Поневоле Леонид задерживался то здесь, то там, потому что некоторых и впрямь стоило послушать.

— …Не созрели мы для демократии, ясно? Не созрели — и все тут. Европа веками к ней шла, а мы — раз — и в дамки? Нет, братцы мои, не получится. В семнадцатом уже сиганули кузнечиком, и что вышло? Считай, все бывшие сателлиты возбухнули. На хрен никому советский строй оказался не нужен! Точно паранджу какую сбросили. Только ведь и в капитализм хитрой цапой не пролезешь. Пиночет сколько старался, жилы рвал из народа! И правильно делал. К гомеостазису тоже надо еще придти. А мы навыбирали этих клоунов в парламент и глядим теперь, как они языки чешут.

— А я вообще против всех этих дум. Сам подумай, на фига? Выбираю я, скажем, мэра, так я с него и спрошу потом. Как с того же президента. А когда кодла — это всегда анонимность. Их там три сотни рыл, поди проверь, чем они там занимаются!…

— …Давным-давно умнейшие из умнейших задумывались над первопричиной собственной неудовлетворенности. Недостаток и очевидная эмбриональность ЭТОГО бытия прямо-таки била по глазам. Но таким же очевидным было иное: явного ответа нам, пребывающим в этой жизни, не приоткроется. И мудрые снова и снова приходили к печальной дилемме — печальной, потому что примирение с загадочностью бытия — вещь недоступная для человеческого большинства. Возможно, потому оно и обречено на страдания, на псевдопрогресс. Не ведая пути гуманоидное сообщество ломится сквозь густой лес. Мертвая асфальтовая дорога — результат его движения! Более ничего.

Леонид оглянулся на философа. Седенький сморщенный мужичок. Сидит на каком-то ящике, говорит и смотрит в пустоту. Поблизости никого нет. Оратор без публики.

— Физкультпривет!…

Логинов вздрогнул. Рядом стоял знакомый «шпик». Довольный, что сумел застигнуть гостя врасплох, паренек взял его под локоть, потянул за собой.

— Пошли. Мы тут арендовали один зал. Посторонние там, понятно, тоже есть, но наши все там. Две трети актива.

«Арендованный» зал оказался запружен народом в той же мере, что и все прочие помещения, но выбирать не приходилось. Леонид издали разглядел Олега, скупо кивнул.

— Все. Я линяю, — «шпик» покровительственно улыбнулся и исчез.

— Ну как тебе здесь? — пожимая руку Леониду, Олег глазами обвел высокие потолки. — Бывал когда-нибудь?

— Забегал… По-моему, экологи правы: психосфера вконец засорена.

— Так это не экологи, а психологи, хотя… Давай не будем про психосферу, — Олег проталкался к дальнему углу.

— Что, задевает?

— Да чепуха все это! — Олег поморщился. — Жупел и стимул для черных сотен. Людей становится больше, больше становится нетопырей. Но процент примерно тот же.

— Ты уверен? Насчет процента?

— На все сто, — Олег стеснительно улыбнулся, и Леонида вновь поразила странная эта двойственность: сочетание мягкости и максимализма, напористости и способности смущаться. В первую их встречу Леонид обидел Олега, назвав Кошевым, бригаду его сравнив с молодогвардейцами. Возможно, подобное сравнение всплывало не впервые. Подросток вспыхнул, но обиды постарался не выказать. Это Леониду понравилось.