Охота на волков

Так или иначе, но Леонид ощутил облегчение, сообразив, что неприятным грузом можно поделиться с посторонним человеком. Делиться ношей — вообще традиционное занятие большинства живущих на земле, и усмехался Леонид именно потому, что ясно отдавал себе отчет: не за советом спешил он к новоявленному приятелю, за тем, чтобы поделиться грузом.

В самом деле! Ведь это так просто! Взять и пересыпать часть из своего рюкзака в рюкзак попутчика…

Глава 2

Отдел назывался «Зодчие», и руководил им Рюмин Константин Николаевич, седовласый полковник госбезопасности. То есть госбезопасностью теперь их мало кто называл, но умные люди справедливо полагали, что НКВД мало чем отличалось от ГПУ, а ФСБ от КГБ, и тот же Петербург для многих по-прежнему оставался Ленинградом, а новомодные академии — привычными институтами. Шило на мыло менять легко, но есть ли в том прок? И тот же Петр Первый, если разобраться, пролил не меньше крови, чем дедушка Ленин, и оба по-своему желали добра и процветания российской державе. Кто виноват, что оба умели добиваться цели, лишь громоздя горы трупов? Впрочем, куда больше матерых особистов раздражала смена абревиатуры родного учреждения. Отмежеваться от прошлого — так и так не получилось, зато стало вдруг очевидно, как робким стеснительным шажочком вчерашний монстр пытается приблизиться к штатовскому ФБР. Было в этом что-то похожее на предательство, на некое лицедейство, и даже вольнодумцы, не боявшиеся в восьмидесятых крыть матом уплывших в небытие шефов — от Ягоды и Берии до предшественников Андропова, глядя на обновленную вывеску, смачно сплевывали. Константин Николаевич был как раз из таких. Возможно, по этой причине он так и не сумел перемахнуть через полковничью планку. «Рылом в генералы не вышел, — шутил он. — Больно уж худ и костист!» Тем не менее свой родной отдел, точно птица, распахнувшая над гнездом крылья, он, как мог, уберегал от реформаторских бед. Сумел выстоять и тогда, когда, разохотившиеся до посул и званий чужих государств, правители вовсю принялись сдавать секретные лаборатории и резидентов, раскрывать схемы прослушивания зданий посольств, с легким сердцем подмахивать бумажки о конверсии, обрекая тем самым десятки тысяч специалистов на голодной паек, на полную безысходность. Несмотря ни на что Константин Николаевич знал и верил, что они нужны, что страны, лишенные клыков, долго не живут, и потому яростно сопротивлялся нововведениям, чувствуя, что на территории бывшего союза все отчетливее проступает запашок политического беспредела. Оптом и в розницу торговали армией, предавали лучших из лучших, пинками вышибая из рядов флота и сухопутных войск всех тех, кто так или иначе пытался спорить и возражать. Пугающий преферанс затевался в Молдове и Приднестровье, в кавказский котел без устали погружались черпаки неведомых поваров. Платили, как и прежде, первейшей валютой — людскими жизнями. Шла игра на раздел, и делить было что — даже в России времен девяностых. Лихие наперсточники на глазах недоумевающих миллионов гоняли с места на место недвижимую собственность, нефтяные запасы и рудные недра. Богатства растворялись в воздухе, и никакой Кио не сумел бы обойти фокусников, что окопались в высших эшелонах власти. Вот потому, уйдя в глухую оборону, продолжали держаться парни из ГРУ, а бывшие комитетчики — из тех, кто не уплыл в охранные структуры, в панике цеплялись за то, что еще не выхватили из-под носа, не вырвали из рук.