Охота на Зверя

И я не забуду собственной реакции на каждое прикосновение. Пятнадцать лет я с этим мужчиной, пятнадцать лет он творил со мной в постели всё, что могут творить двое, когда доверие приобрело космические масштабы, но я ни разу за все эти годы не испытала пресыщения или спада моего ненормального влечения к нему. Мне казалось, оно нарастает, выходит на новый уровень, на запредельную чувствительность и чувственность, которые пробуждал только изменившийся тембр его голоса или потемневший взгляд. Я никогда не знала, что именно меня ждет сегодня в его объятиях. Каким он будет со мной этой ночью или в этот самый момент – опустит вниз на колени, превращая в покорную шлюху, готовую принять от него любую грубость, боль и унижение, которую можно трахать всеми грязными способами; или даст шаткую власть в мои руки и позволит доводить его до озверения, чтобы потом немедленно отобрать контроль; или же будет издевательски нежным. Да, именно издевательски, потому что в нежности этого зверя, когда он одержим желанием, на самом деле ее нет и вовсе – это лишь метод манипуляции и проявления собственной власти, когда я ору под ним и обливаюсь слезами от каждого легкого прикосновения, а он и не думает дать желанную разрядку, заставляя плакать и умолять, извиваться и ненавидеть его в этот момент так же сильно, как и хотеть получить до конца. Лишь одно оставалось неизменным – я всегда, двадцать четыре часа в сутки чувствовала страсть своего мужа и реагировала на нее мгновенным возбуждением.

Реакция возросла в тысячи раз от моего голода по нему за все это время, от тоски, от отчаяния. Только от первого прикосновения рук к моему телу и жадного рта, впивающегося в мои губы, меня начало лихорадить в адском приступе сумасшедшего желания получить его сейчас…немедленно. Но я рада, что отец помешал, потому что потом я бы себя за это возненавидела.

Может быть, я сошла с ума, но мне казалось, что это было бы изменой моему Нику с этим чужим и циничным мужчиной, который жаждал мое тело, словно охотник, наметивший добычу и не имеющий возможности её получить в ту же секунду. А когда получит, растерзает, обглодает до костей и вышвырнет за ненадобностью. Потому что этому Нику не нужна моя душа и мое сердце. Он понятия не имеет, насколько сильно сжимает сейчас пальцы, в которых они трепыхаются и истекают кровью по его руке, а он давит и давит, не давая передышки ни на секунду. Сейчас для него это не имеет никакого значения.

И все же Ник начал меняться именно с того разговора. Неуловимо. С каждым днем понемногу. Но я чувствовала, как исчезает лед равнодушия из его глаз. Как в них иногда мелькает то самое тепло, или они внезапно становятся невыносимо мягкими…мучительно, ядовито пронзительными и тянут в себя, тянут на дно. Я почувствовала эти перемены на каком-то ментальном уровне. Словно та самая нить, которая была прошита через нас обоих рваными, уродливыми стежками, натянутая до предела, до адской боли с моей стороны, вдруг ослабила натяжение, и от этого запредельного облегчения щемило сердце.

Большую часть времени мы проводили в офисах компаний, куда ездили, чтобы ввести Ника в курс дела и снова познакомить с работниками и руководством, для которых он был непосредственным начальником.

Конечно, им было совершенно не нужно знать, о том, что их господин и хозяин не помнит ни одного из них. Но Ник справлялся превосходно. Никто ничего не заподозрил или, по крайней мере, если и видели некие странности, они все же были слишком незначительны, чтобы обратить на них пристальное внимание.

Я смотрела через стеклянную стену своего кабинета, как мой муж расхаживает по офису, украдкой поглядывая на своих работников и обращая внимание на надписи на кабинетах, бейджиках служащих. Только я понимала, что он сканирует местность, запоминает, записывает внутри себя. И самое поразительное – уже не забудет. Первые дни бывали моменты, когда у меня от ужаса сжималось сердце. Я видела, что Ник с трудом держит себя в руках при таком количестве смертных. Я ощущала эту первобытную жажду чуть ли не на расстоянии. И так же понимала, что он может сорваться.

Тогда я торопилась вмешаться и внезапно появлялась рядом. Он бросал на меня раздраженный взгляд, а я выразительно ему улыбалась и просила подняться со мной в кабинет. После очередной подобной выходки он с такой силой сдавил мою руку, что у меня потемнело перед глазами, но я вытерпела, а уже в кабинете задернула жалюзи и достала из мини-холодильника пакет с кровью и швырнула ему.

– Или так…или ты можешь оставаться дома, или делать это на улице, чтобы рано или поздно тебя сцапали охотники. Но не в наших офисах и не с нашими работниками. Держи себя в руках.

Тогда он впечатал меня в стену и, оскалившись, прорычал мне в лицо:

– Что за ультиматумы, девочка?! Тебе не кажется, что ты много на себя берешь?