– Я не могу, – шёпотом сквозь слёзы, – я не могу, пап. Не потому что не хочу. Я просто не понимаю его. Я…я разрываюсь…он и прав, и неправ одновременно. И он больше не рассказывает мне ничего. Я не могу понять его, веришь?
– Я верю, маленькая, – ещё бы он рассказал. Скорее, откусит себе локоть. По себе знаю.
– Не вини себя ни в чём.
Потом вдруг голову посетила неожиданная догадка, и я отстранил её от себя и намеренно спокойно спросил:
–Каааами…а что значит твоя фраза «из всех парней, которых я знаю»? Как много парней ты знаешь?
Снова закатывает глаза, и я буквально слышу, как в ушах протестующий рёв нарастает.
– Пап, я вообще-то в колледже учусь, и там полно парней. И у меня полно мужчин-друзей…
– Мужчин? – рёв всё оглушительнее, раскатами грома, сотрясая черепную коробку.
– Мальчиков, мужчин, парней. Называй, как хочешь, пап, но я с ними дружу.
Потом смеётся, обхватывая ладонью мою руку.
– Не забывай, твой сын учится со мной в одном колледже, – тяжело вздыхает, словно её этот факт нисколько не радует, – и, зная его упрямый характер, скажи сам, разве осмелится хоть один парень приблизиться ко мне хотя бы на метр?
Не знаю, наверное, в этот момент я почувствовал самое настоящее уважение к этому засранцу с моим лицом и моим же ослиным упрямством.
Глава 18
Я положил трубку телефона после разговора с одним из польских партнеров, обдумывая предложение Изгоя начать сотрудничество именно с этой компанией, в случае если очередная сделка с немцами всё же не состоится. Судя по словам их генерального директора, разработкой создания синтетической крови занимались не только фрицы. И, как намекнул в утреннем разговоре Вольский, поляки неплохо продвинулись в этом направлении.
Улыбнулся, услышав звук сообщения, и провёл пальцами по экрану, открывая смску:
«Я соскучилась!»
Всего два слова, от которых по позвоночнику вниз жар заструился и дёсны печь начало, потому что для нас в этих двух словах было больше смысла, чем у многих в десяти страницах текста. Её «я соскучилась» – это сатанинская смесь «я хочу тебя», «я люблю тебя», «ты мне нужен» и «трахни меня прямо сейчас!».
Дьявольский коктейль, от которого лёгкие воспламеняются синим пламенем, и я стискиваю челюсти до боли, выдыхая сквозь зубы обжигающий нёбо воздух. Молниеносная реакция на всё, что связано с её именем, с только нашими с ней словами. С учетом того, что мы столько времени проторчали в Лондоне, послав к чертям все дела, чтобы растворяться друг в друге перед прилетом сюда, Марианне приходилось ездить в свой фонд последние дни и оставаться там едва ли не до самого утра, и только тогда я понял, как много могут значить слова. То, к чему я всегда относился с неким презрением. Потому что для мужчины слова – это, скорее, фон, антураж, который он придаёт своим поступкам. Некоторые женщины зацикливаются именно на них, жадно впитывая в себя все оттенки этого фона, добиваясь того, что глаза перестают воспринимать основную мысль всей композиции. Другие научились закрывать глаза, приглушая яркие тона слов, и концентрируясь на самом главном – на действиях.
Но всё это имеет значение, когда между вами нет грёбаного расстояния. Когда не остается ничего другого, кроме как ждать слов. Неважно каких, неважно о чём. Иногда вы даже не вчитываетесь в их смысл. Просто потому что слышите в своей голове интонацию, с которой она писала их вам. Видите, прикрыв глаза, как прикусывала губу, краснея, пока набирала ответ на ваши провокационные приказы прислать посреди совещания с инвесторами фонда фотографию своих трусиков. Вы слышите, как сбивается в этот момент её дыхание, как она тихо извиняется, оставляя за столом недоумённо глядящих ей вслед престарелых богачей, решивших от скуки или же во имя своей деловой репутации участвовать в благотворительности, а, может, с целью отмыть пару-другую сотен тысяч долларов. Если хорошо сосредоточиться, то можно даже услышать звук цокающих по мрамору шпилек, когда она скрывается за дверями туалета, чтобы исполнить ваш приказ, довести себя до крайней точки…и остановиться, не смея ослушаться.
«– Терпи, малыш. Всего несколько часов.
– Хочешь, чтобы я извелась за это время?
– Да! Хочу, чтобы извивалась, сидя в своих мокрых трусиках на своем кресле и глядя на эти лощёные морды перед собой, представляя вместо них, как я беру тебя у окна. Чтобы слушала их монотонные вопросы и вспоминала, как я впечатываю тебя в стекло, вдираясь сзади. Ты замечала, какой красивый вид открывается из твоего офиса, малыш?
– Изверг! Боже, Ник, какой же ты изверг.
– Ненасытный, маленькая. Твой ненасытный изверг».
И откидываться на спинку стула, стараясь успокоиться и выдыхая тот самый раскалённый газ из легких, чтобы дождаться её прихода…или сорваться самому и поехать в офис, чтобы, утащив её в смежный кабинет, остервенело и молча трахать во время очередного совещания.
– Пап, – Ками просунула голову в мой кабинет и ослепительно улыбнулась, а я снова неосознанно затаил дыхание, увидев отражение этой улыбки на дне её глаз, – ты Сэми не видел? Он оставил телефон дома и исчез куда-то.