Катарина вышла покормить куриц. Закрывая лицо платком от ветра, побежала до хлева, хлябая просторными валенками. И вдруг остановилась. Около дверей стояла лань, подёргивала ушами, вертела хвостиком с белым пятном на кончике, смешно хлопала длиннющими ресницами.
- Ой, диво лесное, ты как тут очутилось? – охнула женщина.
Лань побрела к ней, робко переступая тонкими как былинки ножками. Катарина протянула ладонь.
- Ну иди, иди, не бойся.
«Когда ещё увидишь так близко живого оленя? А ещё если и потрогать даст себя… Будет о чём рассказать подружкам, будет чем похвастаться. К тому же, говорят, это к удаче…»
Лань приблизилась, подрагивая всем телом, вытянула шею, пытаясь дотронуться языком до руки. Женщина коснулась её головы за ушами, погладила. Та легонько толкнула Катарину в плечо.
- Эй, ты чего, есть хочешь? Сейчас принесу, подожди…
Она хотела уйти, но лань со всего размаху боднула женщину так, что та упала на землю. Тотчас в грудь ей вонзились тонкие острые копытца… Катарина ещё вздрагивала, молящим взглядом пытаясь позвать на помощь, а лань уже припала мордочкой к ране, расширяя волчьими зубками её края.
***
Тимур остановился около мёртвой женщины с развороченной грудью. Огляделся по сторонам. Обнюхал её всю. Резкий свежий запах чёрно-серебристого оборотня перебивал даже кровь. «Он только что ушёл!» Тут скрипнула дверь дома, выпуская лучи жёлтого света, сразу же заслонённые тёмной фигурой.
- Каатаариинааа! Ты долго?! Каша стынет!! – прокричал вышедший мужчина и увидел странного волка, склонившегося над трупом жены.
«Это не я!» - хотел крикнуть Лангри, а получился только невнятный рык с подвыванием.
- Волк! – истошно заорал мужчина и метнулся внутрь дома. Хлопнула дверь, лязгнул замок, спустя пол минуты застучали ставни, запирая окна изнутри. Охотник побежал в глубь города, уходя с окраины. Потом он забился под недостроенный сруб чьей-то бани. «Нужно возвращаться в человеческий облик.» Волка била крупная нервная дрожь. «Давай, соберись, тряпка! Это как сорвать присохший бинт с раны, раз и всё!» Вспышка боли, прокатившаяся по телу от макушки до пяток и вновь такое забытое ощущение холода. Тимур полез в вещмешок, натянул холодные осенние ботинки на босые ноги, шинель, широкую в плечах и поясе и короткую в рукавах, мохнатую шапку и выбрался наружу. Воровато озираясь, прошмыгнул сквозь несколько дворов, потом выпрямился и пошёл прогулочным шагом, незаметно озираясь по сторонам.
«У меня чувство, что я здесь уже бывал…» - поймал себя на мысли Тимур. Фермерские дворы с бревенчатыми домиками стали сменяться каменными. Припорошенные снегом улицы то взбирались на холмик, то ныряли в ложбину. Вскоре Лангри услышал чаек.
«Океан… Да это же Повитум!» - до мужчины наконец-то дошло, что он в родном городе, где провёл всё детство и юность. «Как же непривычно видеть его, странно приземистого и просторного после Тримеры, необычно всегда видеть небо и слышать океан.»
«Повитум… Я думал, что никогда больше сюда не вернусь…» - всё ещё не верил себе Тимур. В домах горел свет, а он шёл в одиночестве по тёмным улицам, похрустывая снегом. «А какой ещё есть город на севере от Орна у океана… Только Повитум. Я должен был раньше понять, куда
Тимур пошёл дальше. Под гору шагалось легко. Он направлялся в порт. Его встреча с городом была будто личной, только Лангри и Повитум. «Возможно, Зверь что-то ещё успел натворить, где-то сейчас охотится… Плевать! Я заслужил эти десять минут.» Город встретил мужчину тихой грустью, сочувствующим молчанием, словно просил прощение за то, что вынужден одним своим существованием бередить раны воспоминаний.
В порту кричали чайки, скрипели снасти и стучали о причал ещё не убранные в доки рыбацкие корабли, воняло рыбой, дёгтем и водорослями. И океаном. Раньше Тимур всегда его чувствовал, даже когда находился в другом конце Повитума. «Как же быстро я его забыл! Прости меня, Великий Северный Океан.» А ещё в порту слышались голоса. Они доносились из распахнутой двери кабака, от припозднившихся матросов или грузчиков, от кучкующейся молодёжи. Это всё было так знакомо…
Лангри прошёлся по пирсу, поймав на голую кожу рук солёные ледяные брызги практически чёрного океана, и вернулся обратно. За нахлынувшими воспоминаниями и роем всяких мыслей, события, тревоги, желания последних недель отодвинулись на второй план. Ноги сами, по многолетней привычке, несли его к дому родителей. И тут его окликнули.
- Эй, ты, подожди-ка! Стоять, говорю, Лангри!