Охота начинается

Экон постарался, чтобы ответ прозвучал небрежно. За исключением Камау, он доверял брату Уго больше, чем кому бы то ни было в этом мире, но он по-прежнему был не готов говорить о том, что случилось прошлой ночью. Поэтому он просто пожал плечами.

– Думаю, мне просто стало… любопытно.

– Ах, – глубокомысленно произнес брат Уго. – Любопытство убило кошку, но удовлетворение ее вернуло.

Экон потер переносицу.

– Это что, еще одна ваша ужасная стариковская шутка?

Брат Уго возмущенно скрестил руки.

– На самом деле нет. – Он помолчал, гладя бороду. – Однако теперь, раз уж ты их упомянул, я слышал недавно одну довольно непристойную историю про свинью, жену фермера и элоко[7]. Заходят, значит, они в таверну…

* * *

Экон позволил словам брата Уго о судьбе и Шетани повариться некоторое время в сознании и прошелся по храму, выйдя из небесного сада. К этому моменту через арочные окна уже проникал утренний солнечный свет, напоминающий ему о ходе времени, но он просто не мог вернуться в комнату, чтобы собрать вещи. Еще не мог.

Он не осознавал, куда привели его ноги, пока не оказался в коротком коридоре, который был темнее других. Через каждые пару метров на стенах висели отполированные факелы, которые давали слабое освещение в любое время суток, и Экону не нужно было смотреть на непроницаемо-черные гранитные стены, чтобы понять, где он оказался.

Мемориальный зал.

Его пальцы невольно коснулись холодного камня. Почти каждый сантиметр был покрыт мельчайшими надписями – именами. По большей части здесь перечислялись воины, ушедшие на покой, иногда попадались имена уважаемых мастеров и ученых, служивших храму. Он просматривал хронологический список, пока не нашел то, что искал.

ВОИН АСАФА ОКОДЖО – погиб, служа Шести.

Экон посмотрел на выгравированное имя на ханджари, который теперь висел у него на поясе, и с трудом сдержал дрожь. Брат Уго сказал, что клинок нашли при отце после того несчастного случая.

Несчастный случай — это мягко сказано.

Папу нашли на краю Великих джунглей, его тело было изуродовано почти до неузнаваемости. Экон попытался сохранить лучшие воспоминания – как вокруг папиных глаз, когда он улыбался, возникали морщинки, или о том, как громко звучал его смех, когда он смеялся. Но эти образы, как и слабые воспоминания о матери, никогда не задерживались в сознании. Вместо них его преследовали более жуткие картины. Он представлял заросли джунглей, тело, лежащее лицом вниз среди листьев. Экон крепко зажмурился, стараясь снова отогнать счетом нарастающий кошмар, но он не отставал. Он видел, как папино тело поднялось из земли, открыв рот в беззвучном крике, а существо выступило вперед – тварь с нечеловеческими черными глазами и кровью, капающей из пасти. И вот Экону уже не семнадцать – он просто маленький мальчик – мальчик, который видел все.

Мальчик, который ничего не сказал.

– Я так и думал, что найду тебя здесь.

Экон повернулся. Он не слышал, как Камау вошел в зал. Лицо брата было непроницаемым. В мерцающем свете факелов он заметил, что он выглядит даже более усталым, чем обычно. Глаза покраснели, волосы растрепаны, и он слегка пах чем-то сладким, возможно, вином.

– Мне не удалось нормально поспать, – сказал он, будто прочитав мысли Экона. – Отец Олуфеми созвал нас на экстренную встречу несколько часов назад.

– Насчет чего?

– Не могу сказать. – Невозмутимое выражение лица Камау не изменилось. – Это конфиденциально.

Конфиденциально. Опять это слово встает между ними, как стена. Экон вспомнил другие времена, когда они с Камау преодолевали все вместе. После того как мама ушла, а папу убили, именно Камау нашел им новый дом в храме. Они оба создали себе новую жизнь здесь, они строили надежды и мечты вместе, бок о бок. И теперь всему этому настал конец.

– Я поговорил с отцом Олуфеми и о тебе, – тихо произнес Камау. – Он согласился разрешить тебе остаться в храме.

– Что? – Экон вытаращил глаза. – Как?

– Я напомнил ему, что ты работал здесь десять лет и по-прежнему можешь быть полезен. Он сказал, что для тебя найдется место.

– Правда?

Камау не смотрел ему в глаза.

– Брат Апунда стареет, ему нужна помощь, чтобы присматривать за хозяйством в храме, особенно с учетом того, что Связывание через два месяца…

Экон нахмурился, не скрывая эмоций. Брат Апунда, главный по хозяйственной части в храме, был строгим стариком, от которого всегда пахло прокисшими бобами.

– Кам, я правда благодарен, что ты вступился за меня, – искренне сказал он, – но я не хочу помогать по хозяйству. Я хочу быть воином.

Впервые на лице Камау проявилась искренняя грусть.

– Это все, что я смог сделать. Извини.

Между ними повисло молчание, и Экон на мгновение отвел глаза. Когда он снова поднял взгляд, то увидел, что Камау рассматривает мемориальную стену. Не впервые он задался вопросом, думает ли брат о том же, о чем и он всегда думал, когда приходил сюда.

– Мне его не хватает. – Ему показалось, что он сказал это слишком тихо, чтобы брат услышал, но тот медленно кивнул.