Охота начинается

– Да, – сдавленно ответил Камау. – Мне тоже. – Брат переступил с ноги на ногу. – Слушай, Экки, я понимаю, как сильно ты хотел стать Сыном Шести, и знаю, тебе всегда казалось, что ты должен добиться этого, чтобы папа тобой гордился. Но папа любил больше всего не униформу и не титул – для него было важно служить своему городу и людям. – Камау поднял взгляд. – А это ты можешь делать, помогая по хозяйству в храме. Если ты будешь работать здесь, то все равно сможешь служить Лкоссе, быть как папа…

Камау продолжал, но Экон перестал слушать. Его взгляд снова отвлекся на высеченное на стене имя отца. В мыслях отдавались только три слова из всего, что произнес Камау.

Быть как папа. Быть как папа.

В семнадцать лет он мечтал о многом – поцеловать девушку, иметь больше времени на чтение в библиотеке, полакомиться чем-то из храмовой кухни, – но превыше всего остального было единственное желание: он хотел быть как папа. Он отчаянно хотел пойти по его стопам, по стопам рода Окоджо, и добавить к этому наследию что-то значимое. В этом и была суть его пути, который с детства простирался перед ним, прямой как стрела. Камау удалось последовать этому пути, а у Экона путь был отнят – и не потому, что он его не заслужил или желал недостаточно сильно.

Путь у него украли, и это сделал монстр.

Шетани отняло жизнь у его отца, а теперь и у Экона, пусть и другим способом. Его планы, его надежды – все, ради чего он трудился столько лет, пошло прахом из-за этой твари. Его пальцы выбивали ритм, стараясь найти новый счет, но впустую. Нет никакого способа рассчитать потерю такого масштаба, измерить такую боль. Он никогда не наденет голубой кафтан, никогда его имя не высекут на стене рядом с именем отца после того, как он однажды умрет. Его жизнь кончена до того, как началась, и в этом виновато Шетани. Все всегда сходится на Шетани. Пальцы перестали отбивать ритм и сжались, так что ногти впились в ладонь. Он хотел, чтобы эта богопротивная тварь умерла, желал этого всем сердцем, чтобы кто-то…

Он застыл.

– Экон? – Краем глаза он заметил, что Камау смотрит на него. – Ты в порядке?

– Ага. – Экону пришлось приложить усилия, чтобы сохранить невозмутимость. Идея, которая появилась у него в голове, была лишь слабым ростком. Маленькая, невозможная, но… она была. Ему было страшно подумать об этом даже как о возможном варианте, но он обнаружил, что, как только он признал ее, она пустила в него корни и теперь отказывалась уходить. Он тщательно подбирал слова:

– Думаю… я… только что… понял.

– Что? – Камау нахмурился, явно ничего не понимая. – Что ты?..

– Мой ритуал перехода, – пробормотал Экон себе под нос. – Убийства… Я мог бы… Да, и тогда все будет как надо… – Не обращая внимания на то, как брат вскинул брови, он принялся расхаживать взад-вперед. Он понимал, что это наверняка выглядит странно, но ему лучше всего думалось на ходу, когда он что-то считал. Его пальцы тут же подхватили ритм с того места, на котором остановились. Он слушал, как сандалии шлепают по каменному полу храма, позволяя идее развернуться в воображении.

Раз-два-три. Это будет глупо.

Четыре-пять-шесть. Это будет опасно. Семь-восемь-девять. Это все исправит.

– Экки.

Экон резко остановился, чувствуя, как кружится голова. Камау пристально смотрел на него, и в его лице смешивались легкое удивление и искреннее беспокойство.

– Не закрывайся, – мягко сказал он. – О чем ты?

Экон сглотнул. Они были одни в коридоре, рядом больше никого не было, но ему все равно было страшно произнести это вслух. Он понизил голос:

– Думаю, я знаю, что сделать, чтобы отец Олуфеми снова рассмотрел мою кандидатуру на место среди Сынов Шести.

Камау мгновенно побледнел. Он больше не выглядел удивленным – теперь его лицо отчетливо выражало сочувствие. Он вздохнул, и слышать это оказалось больнее, чем Экон ожидал.

– Экон…

– Выслушай меня. – Экон поднял руку и быстро заговорил. Он попытался не замечать, что Камау, неодобрительно нахмурившись, смотрит на его пальцы, отбивающие счет. – Я провалил последний ритуал. – Ему было больно это признавать, но он заставил себя произнести это вслух. – Но что, если я смогу как-то еще доказать отцу Олуфеми и братьям храма, что я достаточно способен?

Камау нахмурился еще сильнее:

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать… Что, если кандидат совершит деяние, которое не удавалось никому из Сынов Шести, – что-то, что улучшит жизнь каждого в этом городе? Не сомневаюсь, такое заставит отца Олуфеми пересмотреть решение.

– Возможно. – Камау пожал плечами: – Но это должно быть что-то действительно экстраординарное, что-то вроде…

– Вроде того, чтобы убить Шетани?

Ему показалось, что брату понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить сказанное. Экон видел, как понимание постепенно проступает на его лице, а рот и глаза одновременно раскрылись в ужасе.

– Экон, – прошептал он. – Нет.