Охота (СИ)

- Но мама… это же книга мёртвых! – возразил Акутагава. – Эти свитки читают мертвым, чтобы указать им путь в преисподней и помочь избежать встречи с демонами, пожирающими души. Нельзя читать эти строки тем, кто жив…

- Прошу тебя, просто говори! Говори… – перебила его Кэйко судорожно, и тогда Акутагава всё понял.

Он заплакал. Потом, пересиливая себя, заговорил:

- О, высокородная, внемли… Сейчас ты ощутишь Сияние Ясного света Чистой Реальности. Узнай его! О, высокородная, твой теперешний разум, истинная природа которого есть пустота, который не имеет ни формы, ни цвета, ни свойств, пустой по природе своей – и есть сама Реальность, Всеблагой Отец… Твой собственный разум сейчас есть пустота, но пустота сия не есть пустота ничего, но истинно разум – незамутненный, сияющий, волнующий и блаженный – само сознание, Всеблагой Будда… Всеблагой Будда…

Дыхание женщины шумно оборвалось, провалилось в её тело – она захрипела, потом, вытянув руки вдоль своего тела, замерла навсегда. Голос Акутагавы сорвался, превратившись во всхлипы, когда он понял, что сердце матери больше не бьется – но он продолжал говорить и говорить:

- …Когда кончается отпущенный человеку срок – оставшиеся в этом мире друзья ему не помогут. Когда он будет блуждать один в Бардо – о, Боги, мирные и гневные, проявите силу своего сострадания и рассейте Мрак Неведения. Когда душа будет блуждать в одиночестве, разлученная с любящими друзьями, когда явятся пред нею видения лживых мыслеформ – пусть Будды, проявив силу своего божественного сострадания, сделают так, чтобы не было у души ни трепета, ни страха в сумрачном царстве Бардо… Пусть душа окажется в совершенном состоянии Будды…

Потом он перестал плакать – и больше ни одна слезинка не выкатилась из его глаз, хотя просидел он в ящике еще долго. Акутагава не знал, будет ли жить, будет ли вызволен из могилы – или же умрет рядом с матерью, но тогда он разучился плакать раз и навсегда…

- Акутагава!... – теперь его звал не голос матери, а другой, юный и мальчишеский. – Акутагава, где ты?!

- Юки… – прошептал Акутагава, открывая глаза.

Ящик в очередной раз подбросило, юноша невольно стукнулся головой и поморщился. Крышка затрещала, затем открылась и свет ослепил Акутагаву – он зажмурился, не в силах разглядеть лиц людей, склонившихся над ящиком.

- Похоже, Спящий Красавец проснулся-таки, – злорадно произнес грубый мужской голос.

- Вытаскивай его, – откликнулся второй голос, который слегка картавил. – Приказано же дать ему размяться, когда он очнется. Да я и сам вижу, что он уже все бока себе отлежал!

- Сейчас я с удовольствием помогу ему размяться! – расхохотался первый голос. – Иди-ка сюда, милок!

Схватив юношу за плечи, мужчина заставил его подняться и сесть, а потом, подхватив под мышки, вытащил из деревянного ящика. Акутагава, встав на затекшие ноги, тут же покачнулся и невольно осел – опершись на удерживающего его мужчину. Тот толкнул его на штабели ящиков и коробок, которыми было забито помещение.

Акутагава, несколько раз моргнув и полностью восстановив зрение, быстро огляделся по сторонам. Это был грузовой отсек самолета, судя по вибрации пола и характерному гулу турбин – сейчас самолет находился в полете. Напротив него стояли двое мужчин: один был худощавый и лысоватый, другой – настоящий громила, с пудовыми кулаками и татуированной бычьей шеей. Громила, глядя на Акутагаву, мерзко улыбался, показывая золотые зубы.

- Что, хочешь размяться? – спросил он, медленно оглядывая юношу с ног до головы. – Что молчишь? Давай, не стесняйся, говори! Здесь твоего поганого папочки нет, никто ведь тебе не поможет. Понял?

Акутагава молчал, глядя на мужчин прямо и не выражая никаких эмоций.

- Ишь, какой гордый! – заметил лысый мужик. – Похоже, Кен, он считает нас с тобой дерьмом, с которым и разговаривать-то западло!

- А я этому зазнайке вот что покажу! – громила по имени Кен вытащил из-за пазухи пистолет. – Что скажешь, нравится? Вот возьму и пристрелю тебя, как паршивого пса – а затем выброшу где-нибудь, и никто твой труп не найдет. Даже твой всесильный папаша – и тот не найдет!

- Нет, не пристрелишь, – усмехнулся вдруг Акутагава.

- Почему это?!

- Потому что у тебя кишка тонка, вот почему, – ответил юноша презрительно.

Громила Кен зарычал от бешенства, схватил его за плечо и сунул под нос дуло пистолета, но не добился желаемого – на лице Акутагавы не появилось страха или смятения. Он был оскорбительно спокоен – словно и не находился сейчас в руках врагов! Кен, помахав перед его лицом оружием, и, поняв, что это не действует – замахнулся на Акутагаву.

- Ты что! – попытался вмешаться лысый мужик. – Нам сказали приглядеть за ним, а не избивать!

- Какая разница? – ухмыльнулся Кен. – Он же все равно уже не жилец!