Охота в атомном аду

Сказав это, я нагнулся над единственным покойником. Первым делом снял с мертвяка каску. Под ней, на его более чем коротко остриженной голове, вполне ожидаемо оказалась сильно мятая пилотка с красной эмалевой звёздочкой. Покойник был совсем молодым. Убит относительно недавно (с начала этой войны не прошло и суток), но всё-таки уже успел остыть. Глаза закрыты, руки практически по швам, относительно недавно бритое лицо простецко-деревенского типа выглядело на удивление безмятежно, словно убитый просто спал.

Плечи его шинели украшали пустые защитные погоны (стало быть – рядовой) с мотострелковыми эмблемами. К вороту гимнастёрки был подшит ещё вполне себе чистый подвортничок. Н-да, судя по его облику (а это был первый наш покойник, столь близко увиденный мной здесь), в частях ГСВГ накануне сыграли обычную боевую тревогу – подъём, хвать личное оружие из пирамид и бегом на построение или в парк техники. И сначала небось, как обычно, гадали, обычные это учения или всё-таки война? Но поскольку посредники с белыми флажками и повязками в это утро так и не нарисовались, оказалось, что это война. Но, похоже, многие этого до сих пор не осознали, а найденный мной солдатик даже не понял, что его убили.

Кстати, метрах в сорока позади брошенного БТР-50ПУ была видна ещё пара гусеничных следов, уходивших куда-то вправо. Тем самым кое-что прояснялось. Ехали себе несколько ПТ-76 и БТР-50, тут их некстати штурманула подбившая два танка вражеская авиация, потом от взрыва авиабомбы заглох командирский БТР, экипаж которого почему-то предпочёл как можно скорее пересесть на другой танк или бронетранспортёр. Получалось, что наш убитый то ли ехал на какой-то из перечисленной брони, то ли помогал товарищам командирам перетаскивать барахло при спонтанной пересадке. И, если вернее было моё второе предположение, бомбы свалились на этот перелесок вовсе не одновременно, а всё-таки с некоторым интервалом…

Приподняв труп с земли за воротник шинели, я стащил с его шеи ремень автомата. Критически осмотрел оружие. Что сказать, всё знакомо – практически новый, минимально потёртый, «сорок седьмой». Тяжёлый, слегка пахнущий оружейной смазкой. И, что характерно, порохом из автоматного дула не воняло совсем, похоже, хозяин автомата на этой войне так ни разу и не выстрелил. Ну что же, бывает и такое…

Посмотрел на автомат подробнее – так и есть. Он стоял на предохранителе. На всякий случай я выщелкнул из гнезда магазин – все патроны на месте. Вставив магазин на место, положил автомат на надмоторное отделение мелко трясущегося на холостом ходу БТРа.

В момент когда я снимал с убитого автомат, стала наконец понятна и причина смерти его владельца. Слева, над лопаткой покойного рядового, повыше брезентовой лямки вещмешка обнаружилась небольшая рваная дырочка. Снаружи крови на шинели практически не было. В целом это очень походило на небольшой осколочек, скажем, всё одной из тех же авиабомб. Раз – и прямо в область сердца…

Можно, конечно, сказать, что этому парню повезло, хотя рассуждения на подобную тему всегда выглядят двоякими. По идее, тут вопрос чисто философский, поскольку неизвестно, кто в таких случаях оказывается более «везучим» – тот, кого убило шальным осколком, скажем, беспросветным летом 1941-го, или погибший в апреле 1945-го, во время уличных боёв где-нибудь в Берлине, считай, у самого пресловутого «порога победы»? Хотя что-то уж слишком часто на моём пути стали попадаться те, про кого я думал, что им повезло умереть или они умерли счастливыми, примерно как один пенсионер из нашего дома, которого похоронили с оркестром в начале августа 1991-го и про которого потом часто говорили – вот же повезло, счастливчик, не увидел всего этого…

Решив быть хозяйственным (ну или мелкоуголовным, что даже, возможно, вернее) до конца, я стянул с убитого и вещмешок. Внутри привычные котелок, ложка, кружка, сухари-консервы, бритвенные принадлежности, разное там запасное бельишко, портянки и прочее. Осмотрев на всякий случай карманы его гимнастёрки, я нашёл там красный комсомольский билет и зелёную солдатскую книжку.

Всё, что я смог узнать из данных документов по сути дела – покойного рядового звали Пилопонжик Остап Яковлевич, 1944 года рождения (то есть неполных девятнадцать, стало быть, лысопогонный первогодок), призван Ленинским райвоенкоматом г. Сокиряны, Украинская ССР. Из остального можно было лишь понять, что покойный служил в 67-м гвардейском, Ярославском, Краснознамённом, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого, мотострелковом полку 20-й гвардейской, Прикарпатско-Берлинской, Краснознамённой, ордена Суворова мотострелковой дивизии (если я верно вспомнил наши армейские расклады тех лет, дивизия эта была из 18-й гвардейской общевойсковой армии ГСВГ, именно там у войсковых частей сплошь вот такие солидные, многотитульно-орденоносные наименования), аккуратно платил членские взносы по линии ВЛКСМ, а также узнать номера числящихся за ним оружия, противогаза и прочей, менее существенной в военном деле мелочи.