Охота в атомном аду

Судя по тому, что найденный нами бронетранспортёр был полностью закрытым и имел аж четыре украшающих крышу антенных ввода, он являлся командно-штабным вариантом «пятидесятого», обычно именуемым БТР-50ПУ (вообще, у этой машины было много вариантов, но зрительно я всех этих нюансов не различаю, в наши времена КШМ были уже на базе МТ-ЛБ или БМП). Один из его больших, верхних, посадочных люков был приоткрыт, но дырок в броне, следов пожара или прочих серьёзных повреждений я не увидел, царапины и сколы на защитной краске – не в счёт.

На земле вокруг бэтээра было сильно натоптано тяжёлой обувкой (ну явно кирзачи-хромачи) и валялось несколько свидетельствующих о чьём-то поспешном бегстве предметов – пара противогазных сумок, какие-то тряпки, старый, весь в масляных пятнах, ватник с оторванным рукавом, обрывки провощённой бумаги и какие-то канцелярские причиндалы. Подобрав один из относившихся к последней группе предметов, я увидел, что это всего лишь незаполненная «амбарная книга» – напечатанный типографским способом приходно-расходный журнал в сизой картонной обложке. Штабные писаря потеряли?

Следов уже примелькавшегося по дороге сюда массового смертоубийства вокруг не было, хотя за кормой БТР-50, практически упёршись ногами в его правую гусеницу, лежал в довольно спокойной позе, лицом вверх, один-единственный убитый пехотинец, в нашей серо-коричневой шинели, при стальной каске и полной выкладке. Поперёк груди бойца висел на брезентовом ремне «АК-47», упёршийся в землю краем приклада.

– Что делаем дальше? – спросила из-за моей спины напарница, подойдя ближе и сгрузив на землю свою ношу. Всю, кроме G3, которую она постоянно держала наготове.

– Так, – вздохнул я, в очередной раз с опаской прислушиваясь к не стихавшей ни на секунду близкой стрельбе, после чего приказал следующее: – Для начала заберись внутрь этой коробочки и осмотрись. Меня сильно интересует, что с этим бронетранспортёром не так. А если движок и механическая часть целы – попробуй его завести…

Стуча каблуками своих туфель по броне, она без лишних вопросов полезла внутрь. Первым я не сунулся туда ещё и потому, что здесь всё могло быть – как говорится, обстановка располагала. Ведь вполне хватило бы ума и заминировать бронетранспортёр, пусть даже впопыхах. Оставить внутри придавленную чем-нибудь «лимонку» с выдернутым кольцом технически не сложно, это, по сути, азбука. И если я, при подобном раскладе, подорвусь и меня выкинет обратно по оси времени, это нежелательно – ведь, как я понял, зачем-то моё присутствие здесь всё-таки нужно… А вот сопровождающую меня мамзель в аналогичной ситуации почти наверняка до смерти не убьёт…

Так или иначе, она закинула стандартную для НАТО автоматическую винтовку за спину и нырнула ногами вперёд в круглый командирский люк, тот, что на рубке слева-спереди. Я прислушался. Никакого внутреннего взрыва или чего-то похожего на него не последовало. Стало быть, рассчитанных на незваных гостей убойных сюрпризов оставлено не было. Потом за бронёй, в глубине БТР-50, что-то лязгнуло и провернулось, затем недолго выло и стучало, и, наконец, с непередаваемо-рычащим звуком, двигатель завёлся, выпустив сизый дым из выхлопных труб.

Вслед за этим сверху, из недр бронетранспортёрной рубки, высунулась голова Кэтрин.

– Ну что? – спросил я.

– В порядке, командир!

– И что с ним вообще было?

– Невозможно понять. Такое впечатление, что двигатель бронетранспортёра просто заглох от сотрясения, вызванного близким разрывом авиабомбы. А те, кто на нём ехал, явно очень торопились и поэтому предпочли не разбираться в причинах, а просто сменить транспорт…

Объяснение выглядело исчерпывающим до полной энциклопедичности, где-то переходящей даже в занудство. Интересно, по какой такой причине столь качественно зассали неизвестные командиры, не менее чем полкового ранга, решившие столь поспешно оставить свой уютный штаб на гусеницах? Хотя, если рассмотреть все имеющиеся «улики», обстановка была более чем нервной, их же тут явно атаковали с воздуха, перед этим на их глазах были подбиты два ПТ-76, и, если штабным офицерам было куда пересесть, быстрое покидание заглохшего бэтээра не выглядело столь уж недальновидным. Прямо-таки генетическая боязнь вражеских пикировщиков, въевшаяся кое-кому в подкорку с того самого 1941-го…

– Внутри кто-нибудь есть? – поинтересовался я. – В смысле – мертвые? А то я их как-то, знаете, отлюбил…

Хотя зря я это спросил. Ведь будь внутри живые – уже бы проявились. Непременно целились бы в нас с криками «руки вверх!»…

– Нет, похоже, сбежали все, – последовал чёткий и быстрый ответ.

– Ладно. Погодь. Я сейчас.