Наверное, он надеялся, что княгиня увидит и запретит ему это делать. Но… окно молчало.
Когда Кузьма подвел к князю оседлого коня, он, поставив ногу в стремя, как бы задумался.
– Помочь? – спросил сын.
– Я сам.
Он оттолкнулся и оказался в седле. Надо было видеть его лицо. Оно выражало победу над каким-то неведомым гигантом.
Выехав из ворот кремля, Дмитрий, повернув голову к сыну, ехавшему рядом, сказал:
– Заедем на рынок. Посмотрим, как живет народ, чем торгует.
Сразу, за воротами рынка, с незапамятных времен обосновался один мужик. Он был сапожник. Все его звали дядька Конрад. Он уже стал белым как лунь, но все продолжали так его называть. Когда-то он был здоровенным мужиком, грудь колесом. Но года брали свое, хотя что-то еще осталось. Лицо его, без единой морщинки, не потеряло здоровой красноты. Сохранился и голос. Он мог перекричать весь рынок.
Когда князь въехал на рынок, Конрад, согнувшись, чинил кому-то башмак. Но конский топот заставил поднять голову.
– Князь? – удивился он.
Дмитрий усмехнулся:
– Князь, дядька Конрад. Дела-то как?
– Дела, – он поднялся, снял кожаную накидку, – дела идуть. Дай-ка я на тя гляну, Донец! – проговорил он и, вздохнув, рявкнул на весь рынок: – Слава князю-донцу!
На его крик обернулся народ. Увидев князя, все бросились к нему.
– Князь-донец! Слава донскому победителю!
– Слава князю Донскому! – чуть переиначил Конрад.
Так эта кличка пошла гулять по Москве, а отсюда… по миру.
– Как живы-здоровы? – спросил князь, когда крики несколько стихли.
– Да живем! – был ответ. – Как ты?
– Как видите!
– Дай бог те долгой жизни!
Возвращался князь, а лицо его сияло. Его настроение не испортила даже поджидавшая их княгиня, которая орлицей было напала на него и на сына.
– Пошто позволил князю сестить на лошадь? – обернувшись к Василию, гневно спросила она.
Отец заступился:
– Я все ж отец, мать. Не забывай, – говорит, а сам подмигивает сыну, – ты луче зови-ка нас в едальню, а то в животе чтой-то сосет!
Здоровье возвращалось в сильное тело князя. Но все равно, был он каким-то не тем, как раньше. Пришедший проведать его митрополит, уходя, сказал княгине.
– Да… сколь сил отдал князь, – говорит, а сам качает головой, – одному Богу известно. Ты уж, матушка, береги его. Немыслимо дело ен совершил. Ярмо с русских плеч сбросил! Век ему русский народ етого не забудет. Дай бог ему здоровья. – Он перекрестился и пошел к выходу.
Да, ему бы набираться сил, отодвинув на время заботы. Но кто об этом думает. Вражине даже выгодно.
Через несколько дней после первого выхода князя в «свет», когда народ, под звон колоколов, повалил на вечерню в церковь, в кремль ворвался какой-то всадник. У княжьего крыльца он свалился с лошади и бросился наверх. Два стража преградили дорогу.
– Братцы, – взмолился он, – татарня Оку переходить! Пустите к князю.
Те переглянулись, и один сказал:
– Пошли.
И закрутилось колесо. Гонцы полетели во все концы, звать на новую битву князей. Собрались князья да бояре. О! Сколько мест было пустыми.
– Как жить, – злился князь, – Оку переходят, а мы не знаем! Почему молчит Нижний, где Олег?
Бояре только пожимали плечами.
Если бы знал князь, что его тесть послал своих сыновей Василия и Семена навстречу к Тохтамышу, чтобы скрытно провести его войско до границ Рязанского княжества. А там его встретил сам Олег, князь рязанский, который указал броды на Оке.
– Ну что, бояре, – он осматривает их жидкий ряд, – встретим супостата?
Но молчат бояре. Вздохнув, приподнялся Иван Родионович:
– Великий князь, с кем выходить-то будем. Сколь их положили на Кулике.
– Да и князья чей-то молчат, – поддержал Ивана Александр Плещей, меньшой брат митрополита Алексия.
Понимает это и Дмитрий, сжимает кулаки. А в голове стучит: последних добивать, а у Тохты силы-то свежие.
– Уезжать те, князь, надоть. Да поскорее, – раздались голоса бояр, – в Кострому, иль куды дальше. Там собирать полки.
Князь, распуская бояр, ничего им не ответил, взяв ночь на раздумье. Скорее всего – на ожидание: может, придут князья с полками. Но утро ничего не принесло. Посланные наблюдатели быстро вернулись: передовые отряды Тохтамыша уже недалеко от Москвы. Евдокия набросилась на мужа:
– Уезжай, уезжай!
– А ты?
– Я все соберу и за тобой.
Князь и сам понимал, что надо уезжать. И дал команду к сбору. Перед отъездом он приказал найти ему Александра Белеута. Но того не нашли. Медлить было нельзя, и Дмитрий сказал Внуку:
– Найдешь Белеута, скажешь: он остается старшим, и сразу догоняй меня.
Кострома встретила Дмитрия сдержанной радостью. Народ знал о великой победе Дмитрия, а вот его приезд, скорее бегство, по-видимому, осуждалось или не понималось. Как так, такой победитель и вдруг… бежал. А что, если татары придут сюда? Воевода Костромы князь Федор Андреевич ринулся было к Дмитрию. Но, приехавший с ним боярин Федор Андреевич Кошка не пустил его к князю, сказав:
– Князь занемог.
Федор Андреевич постоял, потоптался у порога и вернулся к себе. Его помощники набросились на него.
– Что сказал князь?
Федор Андреевич обвел их тяжелым взглядом, потом сказал:
– Собирайте воинов крепить стены.