Охота за Чашей Грааля

Москва, набирая силу, торжествовала. Великий князь по поводу этой победы собрал у себя некоторых князей, бояр и мастеров. Были там Пожарский и Кобыла. Когда окончились эти поседки, выйдя во двор, Кобыла, глядя, как какой-то мужик загонял в овчарню табун овец, сказал Пожарскому:

– Сколь шуб пошить можно!

– У тя не меньше, – заметил тот.

– Слышь, князь, – повернулся Кобыла к Пожарскому, – а не посетить ли нам Романа?

На лице князя появилось удивление. Но, видать, подумав, ответил:

– А чего, давай! Монахам кое-что привезем. С преподобным повстречаемся. Ишь, как на Руси дела пошли, – каким-то повеселевшим тоном произнес он.

– За пару дней соберемся? – спросил Кобыла.

– Соберемся, – ответил тот.

Через пару дней, после рассвета, по переяславско-залесской дороге от Москвы на север двигался обоз, груженный зерном, овощами, живностью. Его путь лежал до Радонежского монастыря игумена Сергия.

Переехав Клязьму, они решили заночевать. Время было осеннее. Если днем солнце еще изредка баловало землю своей лаской, то ночами лужи покрывались тонкими льдинками.

– Где будем ночевать? – глядя на Пожарского, спросил Кобыла.

– А здеся! – ответил тот, испытующе глядя на друга.

– По-казацки, – съехидничал Кобыла.

– По-казацки. Разведем костерок, закутаемся в шубы и до утра с храповцой, – смеясь, сказал Пожарский.

– Ладноть, – согласился тот, – стану казаком и я.

– Это хорошее дело! – заметил Пожарский и подмигнул.

Отужинав и пропустив по паре чарок медоушки, завернувшись в шубы, завалились спать. Это было так здорово, что Кобылу еле добудились.

Встречать нежданных, но дорогих гостей вышел почти весь монастырь. Преподобный, занятый молитвой, решил ее не прерывать. Романа трудно было узнать. Монашеская ряса, обросшее лицо меняли облик парня. Но вот его глаза серо-зеленые не изменились. От них, как и прежде, исходил огонь радости при встрече с друзьями. Тут же был его друг инок Пересвет.

Вчетвером они зашли в Романову келью. Недавно рубленная, она встретила гостей приятным запахом дерева и светлостью помещения, несмотря на маленькое оконце. У стены одр, крытый шкурой. Под оконцем столик с ослоном. У стены поставец. В восточном углу икона и лампадка. Все на нее перекрестились и расселись.

– Как ты, – глядя на Романа, спросил Кобыла.

– Я? Я благодарен судьбе, что встретился с ним, – и поглядел на Пересвета, – он помог мне выбрать правильную дорогу в жизни.

Пожарский качнул головой, явно показывая, что он не очень согласен с Романом. От Романа не ускользнул его кивок, и он, глядя на Пожарского, спросил:

– А ты, князь, думаешь по-другому?

– Думаю по-другому, – ответил тот и пояснил: – Роман, представь себе, что все мужики и бабы выбрали, как ты сказал, правильную дорогу. Что получается. Мужики в одном монастыре, бабы – в другом. А кто будет продолжать род людской, кто будет славить Бога?

Роман с Пересветом переглянулись.

– Что задумались, – раздался чей-то тихий, но доброжелательный голос.

Все оглянулись и увидели на пороге преподобного. Друзья вскочили, а гости подошли и поочередно поцеловали его руку. Отдав ему единственный ослон, они все уселись на одре.

– Ну, – игумен поочередно смотрит на своих иноков.

Это «ну» как бы вызывало продолжить начатый разговор. Но он почувствовал, что его присутствие как-то всех смутило и даже сковало. А желающих продолжить разговор не находилось. Тогда преподобный заговорил сам.

– О правильности дороги может судить только Господь Бог. И не надо дерзать проникнуть в промысел божий. Молитесь, и Господь даст вам ответ.

Интересный разговор затягивался. Начитанного, наблюдательного, с острым умом игумена было интересно слушать. Но пора было кончать разговор, ибо Сергий уже притомился да время позднее. Друзья переглянулись, поняли друг друга. И Пожарский выбрал момент, когда преподобный закончил начатую мысль, встал:

– Дорогой игумен, отец ты наш, прости мня, грешного, я бы тя слушал и денно и нощно. Но, по себе знаю, сила в человеке не беспредельна. Нам хорошо известно, что завтра, еще до петухов, ты, преподобный, будешь уже на ногах. Дозволь нам проститься с тобой.

При этих словах все поднялись. Преподобный от такого внимания засмущался и стал походить на ребенка, в чем-то чувствующего свою вину. Глядя на него, у любого сердце забьется в радости, что ему удалось пообщаться с таким милым, добрым и безотказным человеком. А в душе любовь к нему, зародившись, никогда не погаснет. Он было заупрямился, но дружный хор голосов заставил его подняться.

– Да и вам пора отдохнуть. Вы ведь с дороги, – глядя на гостей, сказал он. – Кельи вам отведены, так что ступайте с богом к себе, пусть будет спокойным ваш сон.

– Нет! – дружно воскликнули они. – Мы вас проводим!

Он спорить не стал. Его келья была относительно близко, и они быстро дошли. Подойдя в своей двери, он широко раскрыл ее.

– Проходите! – пригласил он.