Когда настало время уходить, Дэниэл осмотрелся в поисках Бонни Мейхон, но не нашел ее. Он увидел за стойкой бара капитана Каджо с другими офицерами и подошел.
– Я ухожу, капитан Каджо.
– Все в порядке, доктор. Президент Таффари уже ушел. Вы свободны.
Понять, что капитан Каджо пьян, можно было только по глазам. Их белки заволокло дымкой кофейного цвета. У белого глаза налились бы кровью.
– Завтра утром встречаемся, капитан? В котором часу?
– В шесть утра у гостевого дома, доктор. Я вас подвезу. Опаздывать нельзя. Флот будет ждать.
– Не видели мисс Мейхон? – спросил Дэниэл.
Один из офицеров пьяно заржал, а Каджо улыбнулся.
– Нет, доктор. Она была здесь. Но последний час я ее не видел. Должно быть, ушла раньше.
Он отвернулся. Дэниэл старался не хмуриться и не выглядеть брошенным, когда шел на стоянку к «лендроверу».
Когда он подъехал и припарковался под верандой, в правительственном гостевом доме свет не горел. Должно быть, она уже в постели.
Несмотря на изменившееся мнение о Бонни, он почувствовал острое разочарование, когда, включив в спальне свет, увидел, что слуга расстелил постель и спустил противомоскитную сетку. Она дает ему предлог развязаться с ней, почему же он не радуется тому, что все кончено?
Он выпил достаточно местного джина, чтобы заболела голова.
Дэниэл поднял с пола у кровати сумку Бонни и отнес во вторую спальню. Потом собрал в ванной все ее туалетные принадлежности и отнес во вторую ванную дальше по коридору. Потом сунул голову под кран, под струю холодной воды, и принял три таблетки анодина. Бросив одежду на пол, забрался под москитную сетку.
Проснулся он оттого, что окна гостевого дома осветили фары; их свет упал сквозь занавеси на стену. Гравий подъездной дороги заскрипел под шинами. Послышались голоса, потом хлопнула дверца, и машина уехала. Дэниэл слышал, как Бонни прошла по веранде и открыла дверь.
Минуту спустя осторожно приоткрылась дверь, и тихонько вошла Бонни. Дэниэл включил ночник, и Бонни замерла посреди комнаты. Туфли она держала в одной руке, сумочку – в другой. Спутанные волосы блестели, как медная проволока, помада размазалась по подбородку.
Бонни захихикала, и Дэниэл понял, что она пьяна.
– Ты представляешь себе, как рискуешь, идиотка? – горько спросил он. – Это Африка. Будет тебе радость из четырех букв, но не та, о которой ты думаешь, милая, а СПИД.
– Ну-ну-ну! Как мы ревнуем! Откуда ты знаешь, чем я занималась, дорогой?
– Тоже мне тайна. Все на приеме это знали. Ты занималась тем, чем занимаются все шлюхи.
Она широко размахнулась, но он нырнул, и инерция движения бросила ее на кровать. Москитная сетка упала на нее. Бонни лежала, неловко заплетя длинные ноги. Мини-юбка вздернулась до самой талии, голые ягодицы были белые, как яйцо страуса.
– Кстати, – сказал он, – ты забыла у Ифрима трусы.
Она сползла с кровати на колени и одернула зеленую юбку.
– Где моя сумка, глупенький? – Она неуверенно поднялась. – Где вообще мои вещи?
– В твоей комнате. В твоей новой комнате, через коридор.
Она вспыхнула.
– Вот, значит, как!
– Ты ведь не думаешь, что я стану подбирать объедки Ифрима? – Дэниэл пытался говорить спокойно. – Иди, будь шлюшкой-умничкой.
Бонни подобрала сумочку и туфли и направилась к выходу. Повернулась, покачиваясь с пьяным достоинством.
– Что говорят – все правда, – сказала она с мстительной радостью. – Аппарат огромный! Лучше и больше твоего. Тебе такого в жизни не иметь.
И захлопнула за собой дверь.