– Ты не обрезал шипы, – шепчу я.
– Я оберегал тебя от боли, но иногда принять боль – единственный способ ее преодолеть. Сними свое платье, – тихо велит он. Я растерянно моргаю и уже открываю рот, но он прерывает меня: – Просто доверься мне, Аделин. Я не сделаю ничего, чего бы ты не захотела сама.
Я смотрю на него, и мое сердце начинает учащенно биться, когда он говорит о желаниях.
Сглотнув, я протягиваю руку за спину и вслепую расстегиваю молнию, позволяя верхней половине платья упасть. Стягиваю ткань с тела быстро, не давая себе возможности задуматься о том, что делаю. Что он заставляет меня делать.
– Хорошая девочка, – выдыхает он. – И лифчик тоже, Адди. Сними его.
Я качаю головой, и обрывки голосов снова начинают раздаваться в моей голове.
– Не думай ни о чем. Просто делай что я говорю.
Прикусив губу, я снимаю лифчик без бретелек и отбрасываю его в сторону.
– Хорошая девочка, – хвалит он.
Его глаза прикованы к моим. Я жду, когда они опустятся, но они не делают этого.
– Не думай, Аделин.
Я зажмуриваю глаза, прогоняя мысли из головы.
В груди слишком тесно, и паника снова начинает разрастаться.
– Зейд…
– Шшш, – шепчет он.
Он садится на пол, приваливаясь спиной к каркасу кровати, и раздвигает ноги. Мои мышцы напрягаются – до тех пор, пока я не начинаю вибрировать от желания сбежать.
– Сядь сюда, – уверенно произносит он, похлопывая по полу между своих ног.
Я колеблюсь, несколько секунд уходит на то, чтобы набраться смелости и послушно подползти к нему. Я смотрю куда угодно, только не на его лицо. Если увижу его, то пойду на попятную.
– Отвернись от меня.
С облегчением отворачиваюсь и устраиваюсь между его мощными бедрами.
Я все еще напряжена, но так дышать значительно легче.
– Я собираюсь прислонить тебя к себе, – предупреждает он.
Закусив губу, киваю и позволяю его руке обхватить мое тело и опуститься на мою грудь, помогая откинуться назад.
Он словно гнет металлическую ложку. Это требует усилий, но в конце концов я откидываюсь на него. Его тепло проникает в мою кожу, подобно солнцу, освещающему лицо в первый теплый день весны после долгой холодной зимы.
– Вот так, детка. Расслабься.
Мне приходится сделать несколько вдохов, прежде чем комок, образовавшийся в моем горле, рассасывается.
– Дыши, – шепчет он.
И я дышу. По крайней мере, пытаюсь.
Воздух вырывается из меня, как из старого двигателя. Кажется, что я вдыхаю химикаты. Все горит. Мои легкие слишком сжаты.
– Возьми ее, – говорит Зейд, протягивая мне розу перевязанной рукой.
По его запястью стекают тоненькие струйки крови, и что-то в этом успокаивает меня, точно так же, как и тогда, когда он разрезал себе руку ножом, чтобы доставить мне удовольствие.
Наблюдая за тем, как кто-то другой истекает кровью, я уже не чувствую себя такой одинокой.
Я беру розу, и шип тут же вонзается мне в кожу, но я почти не ощущаю этого. Все мое внимание приковано к теплу тела, прижимающегося к моей спине.
– Можно я прикоснусь к твоим бедрам, детка? – спрашивает он, его голос приглушен и глубок.
Я еще раз киваю, и его большие руки медленно раздвигают мои бедра. Все мое внимание сосредотачивается на этом движении, и ужас становится слишком сильным. На подушечках моих пальцев расцветают мурашки, и я знаю, что очень скоро они поползут вверх по моим конечностям, пока я не перестану их замечать.
– Расслабься, – успокаивает он. – Я задам тебе вопрос и хочу, чтобы ты хорошенько над ним поразмыслила, хорошо?
Вдохнув поглубже, я задерживаю дыхание на несколько секунд, а затем выпускаю воздух. Потом киваю, пытаясь успокоиться.
– Что заставляет тебя чувствовать себя сильной, Адди? Пистолет в руке? Когда он приставлен к моей голове и ты понимаешь, что можешь лишить меня жизни?
На мои глаза наворачиваются слезы, за которыми приходит чувство вины.
– Мне так…
– Мне не нужны извинения или чувство вины, Аделин. Я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Что ты почувствовала, приставив пистолет к моей голове?
Сжав губы, я подавляю стыд и пытаюсь заглянуть внутрь себя. Что же я почувствовала?
Я почувствовала… контроль. В моих руках была чья-то жизнь, и это было мое и только мое решение, если бы я нажала на курок. Я держала в руках что-то ценное. Что-то необратимое. И все это…
– Я почувствовала власть, – признаюсь я.
– А что такое власть? – спрашивает он, и его голос становится глубже, когда одна из его рук пробирается к моей шее, не касаясь груди. Его прикосновения чувственны, но… безопасны. – Дай мне ощутить тебя вот здесь.
Его рука медленно скользит по моему горлу, давая время отвергнуть его. Я не отвечаю, тогда он сжимает нижнюю часть моей челюсти, заставляя подбородок подняться, и прижимает мою голову к своей груди. Мой взгляд устремляется к белому потолку, в то время как по телу ползет тревога.
– Сосредоточься, Аделин. На что похожа власть?
Я еще раз судорожно вздыхаю и, прежде чем успеваю слишком глубоко задуматься, произношу:
– Она заставляет чувствовать себя хорошо.