Охотясь на Аделин

Я не против нарушения границ Адди, но сейчас не тот случай, когда я готов это делать. Несмотря на то что в прошлом я действовал с ней не совсем благородными методами, меньше всего мне хочется усугублять ее травму. Она и так многое пережила; ей не нужен еще один корыстный человек, который будет брать у нее то, что она не хочет отдавать.

Когда она снова будет готова принять меня, то я не могу обещать, что не выведу ее за пределы зоны комфорта, чтобы попытаться пробудить в ней ту часть, которую, я уверен, она считает уже утраченной насовсем.

Но это требует времени и ее доверия.

Я очень терпеливый человек.

– Всегда был и всегда буду, детка, – бормочу я, одаривая ее плутовской улыбкой.

Она улыбается в ответ, и сердце в моей груди замирает.

Этот маленький знак ощущается так, будто она только что вручила мне весь гребаный мир в своих маленьких ладошках.

– Джей принес тебе розы, – произношу я, передавая ей букет.

Ее рука обвивается вокруг стеблей, и она нюхает лепестки.

– Это очень мило с его стороны. Наверное, мне стоит с ним познакомиться… Он твой друг и помог спасти жизнь нам обоим. Я должна поблагодарить его лично, – виновато произносит она, сдвигая брови.

Я вкратце рассказал ей о том, что произошло в ночь ритуала – как Джей понял, что Сообщество меня подловило, и примчался предупредить меня. Он сидел в машине в квартале от меня на случай, если что-то пойдет не так и нам придется срочно сматываться, но пока он добрался до меня, бомба уже взорвалась. Но я еще не сказал ей, что такое это Сообщество, а она не проявила никакого желания это выяснять.

Пожимаю плечами.

– Джей никуда не денется, и он понимает, что ты еще не готова к людям.

Она сухо фыркает.

– Общаться с людьми так утомительно. Говорить обо всех этих утомительных вещах… Мне нужно принять душ, – признает она, сморщив нос.

– Ты и правда воняешь, – замечаю я, и моя ухмылка разрастается, когда она бросает на меня грозный взгляд.

Я все чаще замечаю, как в ней просыпается ее прежняя сущность. Иногда это шпилька в мой адрес, иногда – легкая улыбка, а бывают моменты, как, например, сейчас, когда она выглядит так, словно хочет выколоть мне глаза.

Я все проглатываю.

– Ты должен был сказать, что я пахну цветами.

– Детка, есть цветы, которые пахнут прямо как задница. Так что, конечно, ты пахнешь такими цветами.

Она смотрит на меня с минуту, а потом ее лицо расплывается в полноценной улыбке.

Черт.

Я так люблю ее.

– Ладно, думаю, я все равно не смогу с этим поспорить. – Она смотрит на дверь, ведущую в ее ванную. – Там ведь нет камер, да?

Вскидываю бровь, наслаждаясь тем, как раздвигаются ее губы.

– Я никуда их не убирал.

Она хмурится.

– Почему?

Удерживаю ее взгляд, чтобы она поняла, что я говорю серьезно.

– Я не буду следить за тобой, Адди. Но если дашь мне повод, начну.

Ее брови опускаются, она понимает, что я имею в виду.

– Я ничего с собой не сделаю.

– Хорошо, – отвечаю я, веря ей на слово. – Я поменяю простыни, и к тому времени, когда ты вернешься, они будут свежими.

Она медленно поднимается с постели, и прилив моей гордости за нее становится неудержимым. Я уже стягиваю угол шелковой простыни, когда она останавливается у двери, ведущей в ванную, и оглядывается на меня через плечо.

– Зейд?

– Да, детка?

– Спасибо.

* * *

– Твоя мама придет завтра. Просто, чтобы ты помнила.

С момента последнего визита Серены прошло всего несколько дней, но она изо всех сил старается наладить отношения с дочерью. И я даже рад этому, несмотря на то, какой невыносимой она может быть.

Адди поворачивает ко мне лицо, снова превращаясь в маленькое буррито на своей кровати. Пока что она намерена просто исчезнуть для всего мира, но я планирую направить ее травму в лучшее, более здоровое русло, когда она будет к этому готова.

Ее сладкие карамельные глаза смотрят на меня, брови слегка нахмурены. Под ними залегли глубокие тени, настолько темные, что некоторые веснушки даже не видны.

– А это обязательно?

Пожимаю плечами.

– Нет. Только скажи, и я закрою дверь перед ее носом.

Она опускает глаза, но не достаточно быстро, чтобы скрыть чувство вины в них.

– Это будет грубо с моей стороны, – признает она. – Она все еще моя мать.

Устраиваюсь поудобнее рядом с ней, привалившись спиной к каменной стене, стараясь не касаться ее, хотя мое тело так и вибрирует от желания.

Мы не прикасались друг к другу с тех пор, как я нашел ее в поезде, и каждая секунда ощущается словно удар ножом в грудь. Страсть к Аделин Рейли – чувство, которое мне знакомо уже очень давно, но это первый раз, когда я отказываюсь следовать ему.

– Расскажи мне о ней, – прошу я. – Расскажи о себе.

Она поднимает бровь, и я улыбаюсь, потому что это слишком мило.

– То есть ты еще не все обо мне знаешь?

– Конечно, нет, детка. Не те вещи, которые по-настоящему важны. Я знаю, какую школу ты окончила или где училась в колледже, но это не значит, что я знаю, насколько ты была счастлива. Или одинока, или печальна. Или о том, что какой-то мальчишка зажал тебя в угол в библиотеке и напугал. – Я замолкаю, конкретно этот сценарий меня злит. – Если такое было, то я должен знать его имя.