Охотничьи тропы

Придя в сознание, Юданов увидел себя в светлой госпитальной палате. Боли он не чувствовал, но в правой верхней части тела было ощущение какой-то томящей скованности. Левой рукой он ощупал показавшуюся ему огромной туго забинтованную, безжизненно лежавшую правую руку. Движение вызвало острую боль в плече, спине и затылке. И, словно на экране, вспыхнули в памяти картины последних боев.

Стремительное наступление наших войск… Грохот ни днем, ни ночью не утихающей битвы… Прорыв блокады… Снежная дорога. Немецкий танк в канаве… Громадные воронки, бугры, комья — знак того, что здесь побывала авиация… Взорванные и сожженные дома… Перестрелка в огромном старинном парке, где, заменив убитого солдата, он лежит за пулеметом… Разрывы снарядов справа, слева, позади… Удар, утопивший в черном провале сознания все окружающее…

* * *

— Не много ли? Смотрите, не перестарайтесь! — добродушно увещевал доктор, глядя, с каким усердием больной массирует свою правую руку, сгибает и разгибает с помощью здоровой руки ее ладонь и пальцы.

Перевидавший за годы войны немало раненых, опытный хирург был поражен упорством, с каким этот молодой офицер в течение уже нескольких месяцев пытается вернуть к жизни плетью висевшую руку с бездействующими пальцами.

Диагноз, поставленный профессором, делавшим операцию, не предвещал этому живому энергичному юноше ничего утешительного.

«Нервы повреждены, рука едва ли будет подниматься, движения пальцев останутся крайне ограниченными» — таково было и общее мнение врачей. Однако успехи в лечении превосходили все ожидания. Очевидно, это был результат неисчерпаемого терпения и энергии, с которыми раненый ежедневно проделывал назначенные ему упражнения. Соединив ладони рук он вместе со здоровыми пальцами заставлял двигаться и больные. Пришло время, когда он смог взять со стола и положить обратно горошину, проделывая это большим и поочередно каждым из остальных пальцев. Смог перекладывать спички, брать со стола карандаш и, наконец, слегка сжимать в руке теннисный мяч.

— Я охотник, доктор. Понимаете, охотник. Я должен вернуться в строй! — твердил он, без конца рассказывая о зверях и птицах, которые водятся в сибирских лесах, о том, сколько пушнины и дичи они с отцом сдавали государству, какой увлекательный спорт — охота…

Весной Юданов выписался из госпиталя и после демобилизации возвратился домой к матери.

Трудно передать чувства, которые испытывал он, проходя по родным местам. Лес за рекой, горы, каждая тропинка — все было так хорошо знакомо, будило столько воспоминаний. Прошло четыре года, но ему казалось, что всего несколько дней назад он проходил здесь с отцом в последний раз перед отъездом в Армию. Радость возвращения была омрачена известием о смерти отца, погибшего в одной из смелых операций, в которой старый охотник участвовал в качестве разведчика.

Весна выдалась на редкость ранняя. Саша вновь целыми днями бродил в лесу, с наслаждением вдыхая запах смолистых сосен и пихт, темнозеленые вершины которых с тихим шумом покачивались в синеве неба. Большими нежнорозовыми пятнами в лесу и на склонах распустились кусты багульника.

Пока ему была доступна лишь охота на такого зверя и птицу, которых он мог стрелять с упора. Правая рука все еще не поднималась. Приходилось стрелять с левой и совсем уже непривычно было жмурить правый глаз. В первый же раз, когда на его скрадок неожиданно вылетела утка, Саша машинально при выстреле зажмурил левый глаз и, конечно, дал промах.

Но эти трудности и маленькие неудачи лишь разжигали в нем страсть охотника. Настойчиво тренируясь в стрельбе с левой, он продолжал всячески упражнять правую руку, которая понемногу крепла вместе со всем организмом, приобретая силу и эластичность в суставах.

Миновало короткое жаркое лето, сухая золотистая осень, и вновь окрестные леса и горы покрылись снегом. Подошло время любимой Сашей с детства охоты на белку без собаки по гнездам. Этот промысел требовал от охотника хорошего знания местности, наблюдательности и большой выносливости при хождении в тайге на лыжах по глубокому снегу.

В один из морозных дней после снегопада Саша ушел в лес. Он знал, что в большие морозы белка, отыскивая корм, не отходит далеко от гнезда и после «переновы» легче распутывать следы этого хитрого зверка.

Подклеенные камасом легкие еловые лыжи быстро скользили по свежевыпавшему снегу. Пройдя чащу темнохвойных, охотник спустился в небольшой распадок, где летом протекал ручей. Это были все знакомые места, где много раз с отцом или товарищами он выслеживал добычу. Привычный взгляд подмечал каждую сломанную веточку, упавшую с дерева хвоинку.

Вот, наконец, и беличий след. Саша сразу определил, что белка прошла на кормежку: следы отстояли друг от друга сантиметров на сорок и отпечатки задних лапок шли параллельно.

«Как давно проскакал здесь зверок?» Саша нагнулся и подул на снег, выброшенный из следа беличьими лапками. Снег не разлетелся, а лишь сдвинулся в стороны смерзшимися крупными частицами.

Это означало, что белка прошла по этому пути уже по крайней мере минут тридцать тому назад.