Охотничьи тропы

Поле и перелесок окутала ночь. Напрягая зрение, мы всматривались вперед. Я взвел курки, удобнее положил ружье.

Шли часы. Лисицы не было. Мы устали прислушиваться к случайным шорохам и уж не вздрагивали, когда мимо бесшумно проносилась сова.

— Не придет, — махнул рукой Максимыч и, прислонясь спиной к стволу дерева, задремал. Я последовал его примеру.

На восходе солнца подъехал Павка. Мы опустились в седла, с наслаждением стали на стременах.

— В чем же дело? — недоумевал Максимыч.

Отъехали в сторону, и нам сразу бросился в глаза свежий лисий след. Он тянулся прямо к падали, затем круто поворачивал и снова скрывался в перелеске.

— Чего-то испугалась, — сказал Максимыч.

Он подумал, присвистнул и, оборачиваясь ко мне, укоризненно покачал головой:

— А еще охотник…

Я посмотрел вниз. Там, где лиса бросилась в сторону, на снегу лежала спичка.

— Ты? — спросил Максимыч.

— Да, — ответил я, вспомнив с досадой, что вчера вечером, закуривая по дороге, бросил там спичку.

— Лисица-то хитрее вас оказалась, — весело хохотал Павка.

Анатолий Ольхон ОХОТНИК

Рысьим мехом подбиты лыжи,
Тускло блещет ружейный ствол.
По тайге, за собакой рыжей,
Верст с полтысячи он прошел.
Снегопады, туман, метели,
Дымный полог ночных огней,
Крепкий сон в снеговой постели,—
Лихорадка счастливых дней.
Молодая звезда отважных
Поднималась в разломы гор;
Лыжный шаг в кедрачах коряжных
Прострочил голубой узор.
Хищнозубый проворный соболь
Трое суток следы мотал,
Черный мех его пулей добыл
И на выдровый след попал.
Не ушла от него добыча,
Не напрасно заряд губил:
Поднимая приклад привычно,
В глаз, без промаха, белку бил.
В зимовье на распялах шкуры,
Пестроцветный пушной подбор:
У лисицы — подшерсток бурый,
Белка вышла — на первый сорт.
Горностаи светлы и нежны,
Росомахи — в три искры бок,
А у выдры — нагул подснежный
Сединой по хребту натек.
Год хороший для всех хороших
Мастеров огневой игры.
На тропах глубоки пороши,
Сладок дым смолевой коры.
Рысьим мехом подбиты лыжи.
Темной сталью сверкает ствол.
По тайге, за собакой рыжей,
Верст с полтысячи он прошел.

Кондр. Урманов ЗИМОЙ

Перед Новым годом я вскинул на плечо ружье, встал на лыжи и пошел в лес. Кто знает, может быть там меня ожидает удача, и я на Новый год украшу свой стол какой-нибудь дичиной. Это совсем неплохо в трудные военные годы…

В последние дни усердно давил мороз, ртуть в термометре сжималась до 40–45 градусов, в воздухе стоял туман и часто на близком расстоянии плохо было видно. В день моего выхода температура повысилась на десяток градусов, исчез туман, и яркое солнце спокойно, совершало свой путь в холодном зимнем небе.

За городом я спустился в овраг, пересек небольшую речонку и, поднимаясь на бугор, неожиданно увидел свежий след лисицы. В лесу, по голубому снегу, ей, видно, трудно стало добывать пищу, и она решила сходить «в гости» к крайним пригородным домикам, надеясь там чем-нибудь поживиться.

От яркого солнца и белизны снега ломило глаза. До заката времени было много, и хотя целью моего похода было — отыскать тетеревов, «уложить их спать», чтобы на утро безошибочно устроиться на месте, — я все же решил последить за лисичкой.

— Бывает, — говорил я себе, — пойдешь за одним, а находишь другое.

Я шел к знакомым местам, и след лисы не уводил меня в сторону. Осенью, километрах в двадцати от города, где я охотился на тетеревов, над маленьким ручьем обнаружил три колхозных полевых избушки. Вспомнив о них, я сказал себе, что лучшего и желать нечего. В одной из них жил сторож Аким Иванович с большим серым котом, более похожим на дикого зверя, чем на домашнее животное. Провести долгую зимнюю ночь в такой избушке — мечта охотника.