Охотничьи тропы

Неожиданно Мищенко стукнул бадожком о березку, и сейчас же бык огромными прыжками рванулся вперед. Следом за ним бросились и остальные. Теперь все они шли на наших глазах не более как в 150 метрах. Мы видели, как, утопая до полбока, бык бороздил грудью снег. Он шел тяжело, часто останавливался, нервничал и прыгал. Иногда, охваченная страхом, вперед выскакивала матка; тогда еще медленнее шли звери. Бык злился, бил матку передними ногами и, если это не помогало, отталкивал ее и сам выскакивал вперед. Теперь было ясно, что глубокий снег сломил им силы, и звери все чаще и чаще стали останавливаться. Казалось, что под действием усталости у них исчез и сам страх. А мы теперь нарочно не давали им передохнуть. Охотники стали покрикивать на изюбрей, махать и стучать бадожками, словом, — подгонять их. Те вначале пугались и, не щадя себя, бросались вперед, но затем привыкли к крику и уже кое-как, через силу, лезли вверх.

Но вот мы скоро оказались на границе леса. Дальше круто вверх уходило чистое снежное поле. Звери остановились. Из открытых ртов свисали длинные языки, звери тяжело дышали и уже без страха смотрели на нас. Петруха подал знак — итти вперед. Мы обошли зверей, и как только все оказались выше их, Василий крикнул: — Пошел! — и его лыжи, легко скользнув по снежной поверхности, покатились прямо на изюбрей.

— По-ше-ел! — повторил он протяжно и громко.

Звери рванулись вниз и крупными прыжками стали уходить своим следом. Теперь под гору им бежать было легче, и они быстро удалялись. Вихрем взметнулся под лыжами снег, мелькали кедрачи. Два с лишним километра продолжалась эта гонка. Мне казалось, что к зверям вернулась их сила и что они теперь вне опасности.

— Хватит! — вдруг крикнул Кормильчик, и мы остановились. Звери сейчас же замедлили ход; бежавший впереди бык пошел шагом; затем они все остановились.

— Пусть немного отдохнут, а то как бы не запалились, — сказал Петруха.

Промышленники, присев на снег, снова закурили. Звери, не дожидаясь нас, минуты через две шагом тронулись дальше. Мы оттолкнули лыжи и тихо пошли. Теперь, глядя на зверей, можно было сказать другое — что они окончательно выбились из сил и что если бы не другая какая-то неугомонная сила, они, пожалуй, уже и сдались бы.

Через несколько сот метров идущий позади нинян стал отставать и уже кое-как плелся по следу.

— Управляйтесь с ним, а я потихоньку пойду дальше, — сказал, не задерживаясь, Кормильчик.

Мы отбили ниняна от остальных зверей. Он тяжело дышал, недоуменно смотрел на нас и, угрожая, изредка махал головой. Но в его еще детских глазах, прикрытых густыми ресницами, можно было прочесть только усталость, да разве еще безразличие. Мищенко, торопясь, снял котомку и стал доставать кожу, веревки и камусы. Нинян внимательно наблюдал за ним. Вдруг пошатнулся, раз, другой, и, забросив зад, свалился в снег. И сейчас же из его груди вырвался вздох облегчения, похожий на тот, которым выражают полное удовлетворение.

Приготовления длились недолго, и всякий раз, как только наши движения казались ему подозрительными, он приподнимал голову, настораживал уши, но не вставал. Через минуту мы уже возились около него. Я с любопытством следил за Василием. Он быстро обмотал каждую ногу пониже колен камусом, затем сложил их вместе и связал веревкой. Нинян вначале бился, вырывался, но скоро сдался и только стонал.

— Камысом обматываем ноги, чтобы веревкой их не поморозить — вишь, какая стужа, — ответил на мой вопрос Василий. Затем он развернул кожу, подложил ее вниз шерстью под ниняна, и мы уложили на нее зверя. Нинян не сопротивлялся. Он как бы смирился, и через минуту мы уже тащили его вниз по следу.

Несколько дальше мы увидели необычную картину: Кормильчик, сидя на толстой валежине, докуривал трубку. Вид у него был спокойный, а рядом в 20 метрах от него стояла матка. Услышав шорох, она вдруг повернулась к нам и, насторожившись, долго смотрела на наш груз, узнав в нем своего сына.

— Будем ловить матку, чего зря гонять ее, — сказал Петруха, когда мы, бросив ниняна, подошли к нему. — А вот с быком, не знаю, придется повозиться.

Когда мы стали окружать матку, чтобы поймать ее, она вдруг заволновалась, но не успела сделать и одного прыжка, как в воздухе взметнулся аркан Мищенко, и петля туго стянула ей шею. Одно мгновенье — и она вздыбилась, сделала огромный прыжок в сторону и, как обезумевшая, рванулась напролом по снежному целику. Она вырвала из рук Мищенко аркан, заскакала по снегу, но метров через 50 остановилась. Глубокий снег теперь для нее был непреодолимым препятствием. Мищенко подкрался, поймал конец аркана и задержал ее. Матка натянула аркан, захрипела, зашаталась и медленно свалилась в снег. Не теряя времени, промышленники засуетились около нее. Тут было на что посмотреть и даже позавидовать, как ловко и привычно они управлялись с ней. Матка сопротивлялась, отчаянно билась головой, вырывала ноги, но через 20 минут, связанная, уже лежала на коже.