Охотник

— Чеээшется! — передразнила женщина — Если бы ты знал, сколько мне это стоило сил! Лет пять жизни отнял. А то и больше. Пей отвар. Пей, сказала! До дна! И спи… спи! Спи! Спи!

Надиена повела рукой над головой Сергара, он моргнул глазами, зевнул и бессильно откинулся на подушку:

— Усыпляеешь… я не хочу спаа…

Глаза закрылись, и он тихо засопел, выводя носом рулады, будто маленький сверчок в палисаднике дома. Надиена усмехнулся, достала из кармана небольшой кружевной платок и пошмыгала парню нос. Снова усмехнулась и оставив платок возле пациента, на подушке, пошла в зал.

Только шагнула за порог — звонок. Кто-то зажал кнопку звонка, и не отпускал ее, пока Надиена не открыла калитку ворот.

— Ты чего названиваешь? — жестко спросила она, глядя снизу вверх на здоровенную бабищу с пропитым лицом, на котором отразилась вся непутевая жизнь — Чего надо?

— Ведьма! Ведьма! — выдохула вместе с перегаром та, кого давно уже звали Нинухой — Чтоб ты сдохла, ведьма! Тебя сжечь надо! Сжечь! Извести!

— Слышала уже — кивнула Надиена — Не раз, и не два. Еще что-то есть сказать?

— Есть! — бабища достала початую бутылку водки, приложилась, и громко хлебнула, утерев губы рукавом — Твари! Это вы извели моего пацана! Мишаню моего! Мою краавиночкуууу…

Баба загослосила, пошатнулась, и вдруг трезво взглянула на Надиену:

— Я выведу вас на чистую воду! И тебя тоже! Ты лечишь без диплома! Ты аферистка! Тебя нужно к атветстнасти призвать! Ик!

Она зажала рот и на секунду замолчала. Потом оторвала ладонь и снова завопила — истошно, мерзко, брызгая слюнями:

— А твоего дружка участковава посадить! Штоб не покрывал преступнекаф!

— Каких преступников? Ты с дубу рухнула? Последние мозги пропила? — Надиена удивленно подняла брови, потом нахмурилась — Иди отсюда! А то сейчас Серега подъедет, в пикет упечет!

— Не подъедет! — довольно усмехнулась бабища, собрала пальцы в кулак, величиной едва не с голову лекарки и поднесла его к лицу Надиены — Вот вы где у меня! И ты, и Серега твой! Што смотришь?! Глазыньки-то вытаращила! Вона как выперилась! Только я не верю в тваи колдовские штучки! Плевала я на тебя, афиристка! Всеооо…все я знаю! Загубили маво Мишеньку, загубили! Всех вас в бараний рог скручу!

— Да что ты плетешь, дура! — взорвалась Надиена, шагая назад и пытаясь закрыть калитку. Только напрасно старалась — бабища ухватилась за калитку могучей рукой и не дала ей закрыться:

— Погодь! Все знаю! Мишенька поехал к городским, в Самсоновку, я слышала! К этому уроду, который щас у тебя! Каторава ты щас лечишь, ведьма! И видели люди, как он поехал! А потом он пропал! Убили его там! И участковый ездил в Самсоновку! И привез этого безногого урода! Ну што, как теперь тебе?! Небось бабла менту дали? И с тобой поделились, да? Все знают, Серега и его пришмандовка все к тебе ныряют! В обчем — заложу я всю вашу банду, и оборотня в погонах, и тебя, афиристку проклятую! И урода вашего! Всех, всех вложу, если не…

— Что если? — спокойно спросила Надиена, повернувшись к бабе и соображая, что делать. Сергар не сказал ей про убийство, но сложить два и два не составляло никакого труда. Не зря участковый расспрашивал ее про больных с ушибами и переломами, не зря он оказался в Самсоновке, откуда и привез Сергара.

— Деньги! Ты мне дашь денег! — понизив голос, выдохнула Нинуха — Пятьсот тыщ! И тогда — я как могила! И живи себе, живи!

— Сдурела? Откуда я возьму тебе пятьсот тысяч? — Надиена оторопело похлопала глазами, и сжала пальцы в сухой кулачок — Я тебе что, миллионерша?! Я денег за лечение не беру! Живу на пенсию! Да на то, что мне дети дают! Иди отсюда! Проваливай! Не знаю я, куда делся твой придурошный сынок! А если делся куда-то, туда ему и дорога, пьяни и бандиту!

— Вот ты как заговорила! — неожиданно трезвым голосом заговорила Нинуха — Пьяни, и бандиту? Следствие разберется, какой пьянь и бандит, и кто его убил! Завтра же поеду в район! Добьюсь правды! Всем вам попухнет, вы меня еще не знаете!

— Знаю, как не знать? — с горечью сказала Надиена, тяжело вздохнув и отвернув голову в сторону. От Нинухи крепко пахло немытым телом, потом, застарелым перегаром и свежим водочным духом от пролитой на грудь паленой водяры.

«Что-то надо делать!» — пришла в голову мысль, и тут же затерялась в горечи решения, которое придется принять. Кодекс лекарей гласил «Не навреди! Не употреби умение во вред людям!» Увы, Надиене не раз, и не два приходилось нарушать этот кодекс. Иначе просто не выжить. Иначе — не выжить.

— Что зыркаешь глазенками-то? Думаешь — не докажу? Думаешь — обстряпаете с Сереженькой своим, да с детишками твоими- похороните меня? А вот хрен тебе! Я всем сказала, что к тебе пойду! Вот только не сказала — зачем! Пока не сказала!

— Это хорошо, что не сказала — бесцветно сказала Надиена, и поманила пальцем — Иди сюда. Я дам тебе часть денег сейчас, остальное завтра, хорошо?

— Завтра до обеда! — торжествующе хохотнула Нинуха, и пошатнулась — Сколько сейчас даешь? Вот я же знала, что у тебя бабки есть! Знала! Денег она не берет, курва старая! Берешь! Все берут! Дураков нет!