Охотник

– Пойми, ты должна научиться смущаться! – Кара теперь обращалась к нему в женском роде – чтобы он привыкал, да и сама она не хотела ошибиться при людях ненароком. – К тебе будут обращаться – да хотя бы какой-нибудь джентльмен попросит прощения, если ему нужно будет пробраться мимо тебя, скажем, в дилижансе. Да мало ли случаев! Ты должен… тьфу, мертвые боги, должна! Ты должна будешь опустить глаза и хихикнуть. Продемонстрируй!

Аксель демонстрировал. Выслушивал порцию ругательств и объяснений, что хихикать нужно тоненьким голосом и тихо: «Уж это ты можешь изобразить! Я тебя не в опере петь заставляю!», и повторял, пока Кара не оставалась довольной. Затем его учили приседать в реверансе. И еще что-то, присущее только тем женщинам, которые предпочитали носить длинные пышные юбки и чепцы. Вообще в Пенгверне принята некоторая свобода нравов. Женщины могут носить брюки и даже оружие, ругаться и курить табак – это никого не возмущает. Ну, разве что какая-нибудь почтенная матрона подожмет губы и укоризненно покачает головой, глядя на этакое падение нравов. И далеко не факт при том, что сама она в юности не вела себя еще хлеще. И отношение к женщине очень меняется в зависимости от поведения. Нет, прекрасный пол всегда остается прекрасным полом. Перед юной граттой будут приподнимать шляпу независимо от ее поведения, и беседовать на некоторые темы в присутствии дамы тоже не станут, как бы она ни была одета. Тем не менее, все привыкли считать, что если леди, особенно юная, предпочитает соблюдать строгий, старомодный этикет, значит, она ждет соответствующего к себе отношения.

Акселю было бы намного проще, если бы он просто натянул женские брюки и корсет, но в такой одежде сойти за юную девушку ему точно не светило, даже несмотря на мастерский макияж. Максимум, он стал бы похож на одного из тех, о ком в приличном обществе стараются не упоминать, а, встретив на улице, презрительно сплевывают. Да и не встретишь таких на улице, так что таким способом можно было только привлечь к себе лишнее внимание, а никак не избавиться от оного.

Теперь они нарочно не избегали людных мест – время клонилось к вечеру, и прежде, чем остановиться на ночлег, Кара хотела убедиться, что Аксель не вызовет у трактирщика подозрений. Когда навстречу попался полицейский, юноша чуть не испортил все дело. Он сильно напрягся и побледнел, ожидая, что сейчас обман раскроется – неудивительно, что бдительный страж порядка поспешил на помощь «даме».

– Простите, гратты, у вас случилась какая-то беда? Вас кто-то обидел?

К счастью, полицейский адресовал свой вопрос обеим «девушкам», и Акселю хватило выдержки последовать наставлениям напарницы – он молча опустил глаза и предоставил разбираться Каре. Та тоже не растерялась:

– Ох, мы так рады, что вы нам встретились! – затараторила она. – Видите ли, гро полицейский, мы с кузиной не знаем, что делать, и к тому же, кажется, заблудились. Мы приехали из района Хайгейт погостить к тетушке Ильзе. И надо же такому случиться, бедняжка попала в госпиталь с тяжелейшей простудой. Сначала мы целое утро стояли под дверью, пока кто-то из добрых соседей не сообщил нам, почему дом закрыт и нас никто не встретил. Потом мы ходили ее навещать, и, к счастью, оказалось, что она уже идет на поправку. Мы проболтали целый день, и – такая неприятность! – забыли попросить у нее ключи от дома. И вспомнили об этом только когда отошли далеко от госпиталя, к тому же присутственное время уже вышло… И теперь мы никак не можем найти приличную гостиницу, чтобы остановиться на ночь. Мы так устали, и, кажется, мы уже однажды прошли по этой улице – и значит, ходим кругами.

– Далеко же вы забрались от госпиталя! – удивился полисмен. – Но не печальтесь, барышни, вашей неприятности легко помочь. Пойдемте, я вас провожу, совсем недалеко есть замечательный трактир, комнаты чистые и со свежим бельем, и ужин там как раз такой, который необходим усталым и замерзшим юным граттам. И все это совсем недорого, к тому же хозяин там мой тесть, и уж я позабочусь, чтобы вам сделали хорошую скидку.

– Гро полицейский, вы просто наш спаситель! – воскликнула Кара. – Вот видишь, Анна, – повернулась она к Акселю. – А ты уже собралась плакать!

Аксель вымученно улыбнулся, а полицейский лихо подкрутил усы – ему было приятно оказать помощь двум столь молодым и симпатичным барышням.