— Просто Руни по пьяни тянет на баб, тебя — на суемудрие, — фыркнул тот. — Больше не наливать? Или, наоборот, добавить, чтобы мирно уснул под столом?
— Не дождешься. А твой пьяный грех?
Вообще-то изрядно напившийся Эрик обычно начинал умствовать. Давеча пытался объяснить какую-то замудреную теорию: Гуннар потерял нить в самом начале, потому что в плетениях не понимал ровным счетом ничего, Вигдис продержалась чуть дольше, а потом стало заметно, что и Ингрид просто поддакивает, хотя Гуннар не стал бы держать пари на то, что и она ничего не понимает. Она вообще очень себе на уме. Вот и сейчас вроде не слушает — достала пироги из печи, размазывает перышком растопленное масло, а взгляд внимательный, цепкий, точно и не пила вовсе…
— А я куролесить начинаю. Вот, помнится…
Эрик пустился рассказывать, как, напившись с приятелем, посреди ночи полез в королевский зверинец. Представить этакого лося на дереве было, пожалуй, сложнее, чем сказочного единорога. Который, по его словам, оказался не сказочным, а жутко уродливым. Но даже если Эрик и привирал, выходило у него убедительно и забавно. Гуннар живот бы надорвал — если бы не настороженность во взгляде Ингрид, точно она была готова в любой момент сменить тему, пока Эрик не брякнул лишнего.
Гуннар подумал, что по пьяни становится не только мрачным, но и чересчур подозрительным. Чего такого лишнего мог рассказать целитель? Потом сложил воедино карты чистильщиков, проход на другой конец света — и приписываемые чистильщикам способности оказываться одновременно в разных частях страны, то, что когда его едва не убили твари, оба спохватились первыми, и явно знали, как с ними управляться… Замахнул еще один кубок. Занятная парочка, получается… Интересно, в столицу нет хода потому, что они в бегах? Отпускают ли чистильщики своих? Сам Гуннар формально не покинул свой орден — ему просто сказали, что усталость накапливается у всех, вернешься, когда пожелаешь. Или тебя найдут, если вдруг решат, что без тебя не обойтись. Но чистильщики могли размышлять по-другому…
Он снова встретился с внимательным взглядом Ингрид. Очень хотелось пообещать, что будет нем, как могила, но о таких вещах вслух вообще не стоило, поэтому Гуннар сказал о другом:
— Если я хоть что-то помню из того, чему меня учили, то чтобы вывести закономерность во взаимодействии девственниц и единорогов, нужна серия опытов…
— Вот, ты понимаешь! — воздел палец Эрик и пустился в рассуждения о необходимом количестве повторений опыта.
— Ага, мне, значит, про баб рот заткнули, а вам все позволено? — встрял Руни.
— Это не про баб, это про математику, — сказал Эрик. — Ну так вот, если выборку девственниц можно собрать хотя бы теоретически, то единорогов…
Руни, заржав, сунул ему очередной кубок. Вигдис переложила на еще одно здоровенное блюдо последние допекшиеся пирожки и предложила перебираться обратно в зал. Ингрид засомневалась, доберутся ли — ну то есть сами-то, конечно, дойдут, но как бы пироги не уронить, и еще вино… Бочонок, хоть и изрядно полегчал, оставался вполне увесистым. Но большинством голосов сошлись на том, что в кухне больше нечего делать. И правда жарко, Гуннар уже был готов окончательно наплевать на приличия и все же стянуть рубаху.
Но и в комнате Эрик унялся не сразу, рассуждая о вероятностях — вот, например, какова вероятность угадать начинку в пирожке? Чтобы его заткнуть, Гуннар предложил угадывать по очереди, а не угадавший пьет до дна — тоже уже, видать, хорошенький был. Остальным идея понравилась. Да и пирожки получились очень даже ничего, и вовсе не такие кривые, как казалось поначалу — или кривыми были уже все…
Словом, чем кончился вечер, Гуннар не запомнил и не вспомнил, как добрался до постели.
Он проснулся один, замерзший, в кромешной тьме. Пошарив вокруг себя руками, обнаружил разворошенную постель: видимо, скинул одеяло во сне, потому и околел. Вечером, разгоряченный вином, едва ли подумал про жаровню, вот сейчас и колоти зубами. Он слепо зашарил руками в темноте. Конечно же, ставни заложили, и, конечно же, одаренные не держали в комнатах ни свечей, ни кресала, а найти поганое ведро нужно было срочно. Наконец, справившись со всеми делами, Гуннар опустился на кровать. Хмель еще шумел в голове, но уже начинала подкатывать дурнота, перепил-недоспал, самое поганое состояние. И перепил, похоже, столько, что вечером никуда не годился, иначе не заснул бы один. Ладно, будет еще возможность не ударить в грязь, гм, лицом. А сейчас нужно заснуть снова, утро наверняка будет недобрым, так что стоит оттянуть его подольше.
Он нырнул под одеяло, обнаружил в кровати какой-то бугор, оказавшийся комком шелковистой ткани. Встряхнул, пытаясь разглядеть, снова выругался: по-прежнему было темно хоть глаз выколи. Сорочка. Длинная. Женская. Значит, лег он не один…