Охотник

— Снорр, что случилось в этот раз? — поинтересовался целитель. Вроде бы спокойно, но Гуннар не хотел бы, чтобы друг когда-нибудь заговорил с ним в таком тоне.

— У нас предписание к аресту. Не мешай.

— По какому поводу?

— Тебя не касается.

— Все, что касается моих друзей, касается и меня. Ну?

— Не стоит, — сказал Гуннар. — Тебе есть что терять.

Эрик усмехнулся.

— Мне уже много лет нечего терять. Снорр, не дури. Готов поспорить, это очередная ошибка.

Гуннар подвинулся из-за его спины.

— Не знаю, что я якобы натворил в этот раз, но свидетелей не приглашают, держа меч наизготовку. А на дыбу я больше не дамся.

— Убийце там самое место, — сказал Снорр. — Не пойдешь добром — приведем силой.

Гуннар коротко глянул на Вигдис.

— Уйди, пока не началось.

— Нет. Мне тоже нечего терять.

— Уйди, я сказал!

Ей-то как раз терять было что.

— Как здоровье твоей жены, Калле? — подала голос Ингрид.

— Жаль будет, если твой ребенок не узнает отца из-за дурацкого недоразумения, — подхватил Эрик.

Стражник побледнел, но с места не двинулся.

— А твоя мать, Фолки? — продолжал целитель. — Кто присмотрит за ней?

— Не твое дело! Ты отказался ее лечить!

— Потому что меня позвали слишком поздно. Сам Творец бы не смог поставить ее на ноги. Но…

Снорр ощерился.

— Прекратите балаган! Вы не посмеете. Убийство стражника — это виселица.

— Убийство? — ухмыльнулся Эрик. — Чтобы доказать убийство, нужны трупы. А трупов не будет.

На его ладони блеснул ослепительно-желтым язык пламени, и тут же погас.

— Даже костей не останется. Ветер унесет пепел.

— Вы не посмеете, — уже не так уверенно сказал Снорр. — Свидетели…

— Кто? Завсегдатаи «Шибеницы» еще глаза не продрали.

— Я очень не хочу никого убивать, — сказал Гуннар. — Но в допросную я хочу еще меньше.

— Хватит! — рявкнул из-за спины Руни.

Откуда он здесь взялся?

Стражники подобрались, на лицах проступило облегчение.

— Вон отсюда.

Стражу будто ветром сдуло. Руни вздохнул, глядя им вслед.

— Не знаю пока, кто посмел отдать приказ через мою голову, но разберусь. Пошли пожрем, что ли.

Трактир по дневному времени был почти пуст, и все же едва служанка отошла от стола, все звуки стихли.

Руни вытащил из-за пазухи завернутый в ткань короткий болт — и Гуннар с первого взгляда понял, к какому самострелу он подходил. Неужели кто-то из родичей тех одаренных потребовал разбирательства? Обычно подобные стычки судей не слишком интересовали: одаренные опять что-то не поделили, сцепились, проигравший, если жив остался, возместит ущерб, нанесенный чужому имуществу. А если нет — то и суда нет. Впрочем, из-за свороченного ставня вряд ли кто-то стал бы жаловаться — себе дороже обойдется. И едва ли стража пришла за ним из-за того поединка. Они не запрещены, в конце концов, и убийцей за подобное назовут разве что родственники проигравшего, но не стражники. Тогда что?

— Вот эту штуку нашли вчера ночью в голове судьи, что допрашивал Гуннара, — сказал Руни.

Так вот в чем дело. Да, понятно, почему в первую очередь подумали на него. Сам Гуннар мысль о мести отложил пока, не до того было, но вспомнил бы непременно. Только он бы не стал ночью из самострела. Нашел бы к чему прицепиться и вызвал. При толпе народа, чтобы не отвертелся.

Тогда кто? У него исчез такой же самострел. Мог ли тот, к кому он попал, затаить зло на судью? Или разгадка куда ближе?

Платье-то на Вигдис было зашнуровано кое-как и волосы нечесаны, вот только под платьем белела сорочка, так что одевалась она явно не впопыхах, лишь бы срам прикрыть, пока за вином спускалась. И на башмаках влага — он тогда подумал, потому что уронила кувшин и забрызгала, как и подол. Твою же…

Спал Руни ночью, или утром рассказали?

— Домашние говорят, они проснулись от грохота. Кто-то обломал ставни. Выбил одно из стекол, выстрелил в дыру и удрал. Охранник клянется, что он погнался, но не догнал. И, судя по всему, не врет. Рядом со свороченными ставнями нашли ломик.

Он кивнул служанке, принесшей разваренный с мясом горох, улыбнулся. Та просияла в ответ. Руни бросил монетку, мотнул головой — иди, мол, не до тебя. Служанка ушла, отчаянно вертя задом, только вслед ей никто не смотрел.

Гуннару стало жаль неведомого охранника. Наверняка ведь не расспрашивали, а допрашивали. Вот только тот — или та, что уж себя-то обманывать — ставни снесла явно не ломиком. И едва ли убегала всерьез. Отвела глаза, и вся недолга, гоняйся, мужик, за тенью.

Руни в упор посмотрел на него.

— Я бы подумал на тебя. Если бы сам не пил с вами вчера и не видел, что ты лыка не вяжешь. Но этого никто не знает, а про то, что у тебя зуб на судью, напротив, знают все.

— Я могу под присягой подтвердить, что он из дома не выходил, — сказала Вигдис.

Ингрид глянула коротко, занялась едой, вперившись в миску. Только бы промолчала, взмолился Гуннар про себя.

— И навлечешь подозрения на себя, — продолжал Руни. — Я слышал, как ты сцепилась с отрядом Сигрун из-за того, что они пытались оскорбить Гуннара. И о том, как они попробовали отомстить, и чем все закончилось. Если об этом услышал я, значит, наверняка знают и многие другие.