Между появлением на свет и попаданием на прозекторский стол к доктору Мид, у Сары Ивз была трудная жизнь. Об ее детстве я ничего не могу выяснить, кроме даты и названия больницы. Есть записи об аресте за кражу в магазине, когда ей было восемнадцать, а в двадцать — обвинения в проституции и хранении наркотиков.
На трех полицейских фотографиях миловидная, хотя и грустная, девушка, выглядящая старше своих лет. Между ее последним арестом и смертью — ее нашли мертвой в номере мотеля, с воткнутым в руку шприцом — прошло пять лет.
Можно предположить, что Сара пыталась вернуться к нормальной жизни, но потом случился рецидив, который ее и убил.
Из своих источников доктор Мид узнала адрес ее последнего места работы — кафе «Горячие блинчики и кофе Дарси» на шоссе возле Ред-Хук.
Я сижу в этом кафе, пью кофе и прилагаю все силы, чтобы не доесть блины с голубикой. Я пытаюсь представить девушку в форме официантки и представить, что могло произойти, что заставило ее вернуться к темному прошлому.
Молодой, всего лет тридцати с небольшим, но уже лысеющий мужчина вылезает из выцветшей «Хонды Сивик» и входит в кафе. Хотя у Роберта Мурхена не такая же фамилия, как и у его матери, у него такие же глаза.
Я подзываю его взмахом руки, и он садится напротив меня, сняв ношеную куртку.
— Это из-за моей матери? — спрашивает он, глядя на лежащую передо мной папку.
Я не решаюсь ответить, потому что в папке лежат фотографии вскрытия.
— Отчасти. Спасибо, что согласились со мной встретиться.
— Не проблема, у меня сегодня выходной. Чем могу помочь?
— Во-первых, вы понимаете, что я не коп, верно? Я просто ученый.
Он кивает:
— Я готов говорить с вами в любом случае, но я мало что знаю. Когда она умерла, мне было пять лет. Меня вырастили дедушка с бабушкой.
— А ваш отец?
— Он почти не появлялся. Он работал на нефтедобыче, в основном на Аляске и в Канаде. Они с матерью недолго были вместе, разошлись, когда мне было три года.
— Мне неприятно об этом говорить, но вам известно о… о сложном прошлом вашей матери?
— Проституция и наркотики? Так и говорите, все в порядке. Мои бабушка и дедушка никогда не упоминали об этом, но отец, когда напивался, начинал рассказывать ее историю. Мне не хочется этому верить, но я вынужден это принять. Вы просто должны понять, что это была не та женщина, которую я знал. Я мало что помню, только что она всегда была рядом. Настоящая, добрая мама. — Он указывает на крайний столик. — После детского сада я сидел вон там и рисовал. Она то и дело отвлекалась от посетителей и помогала мне. А потом… Дальше вы сами знаете.
Воспоминания Роберта трудно совместить с полицейскими фотографиями, но я ему верю.
— Когда ваша мать умерла, врачи заметили у нее старые шрамы. Вы их помните?
Роберт задумывается.
— Типа царапин от собачьих когтей?
— Да. Она когда-нибудь говорила, откуда они у нее?
— Мне было всего пять лет. В этом возрасте принимаешь мир таким, какой он есть. Может, что-то и говорила. Что они у нее давно…
— Давно? С какого возраста?
— Не знаю. В детстве считаешь, что родители всегда были взрослыми. Странно, я теперь старше, чем она была, когда умерла… Но все равно она моя мама. — Он умолкает и смотрит в окно. — Может, она получила эти шрамы в игре?
— В игре?
— Ну, не знаю. Она не рассказывала о своем детстве.
— У меня тоже никакой информации. Что вы знаете?
— Она ушла из дому в шестнадцать или в семнадцать лет. Это все.
— Из дому?
— Из приемной семьи, где жила. Она никогда об этом не говорила. Она поменяла кучу семей.
— Знаете что-нибудь о последней семье? Кем были ее приемные родители?
— Нет, только то, что они были местные. Она выросла в этой округе.
— Интересно. Надо будет попросить Мид раздобыть какие-то сведения об этом. Если это тогда у Сары повились шрамы…
— У вас есть какие-то подозрения? — спрашивает Роберт.
— Нет. Я не следователь. Я занимаюсь научными исследованиями…
— Надеюсь, вы доберетесь до того, кто ее убил.
— Я тоже на это надеюсь… — Я не сразу понимаю, что он только что сказал. — Подождите… Ваша мать скончалась от передозировки.
— Да, но она не сама воткнула себе в руку иглу. Это сделал кто-то другой, наполнив шприц смертельной дозой.
Я достаю из папки полицейский рапорт и проглядываю его еще раз. В качестве причины смерти там указана случайная передозировка. Роберту, возможно, будет трудно с этим справиться… хотя он говорил с такой уверенностью.
— Вы не думаете, что у вашей матери был рецидив?
Роберт снова указывает на стол, за которым сидел в детстве.
— Оттуда я видел ее последний раз. Она закончила смену и вышла на улицу покурить. Рядом со мной она никогда не курила. Вышла — и не вернулась. Через два дня ее нашли в тридцати километрах отсюда, в номере мотеля. — Он начинает заводиться. — Кем бы ни была моя мать — шлюхой, наркоманкой, воровкой, — она была хорошей мамой, черт побери! Она любила меня. Если бы ей взбрело в голову сбежать со старым дружком и обколоться, то сперва она сплавила бы меня к бабушке с дедушкой, а не просто бросила.