Охотник

– Вы говорите о смирении? Да! Вы говорите о том, чтобы подчиняться происходящему, ценить испытания и быть покорным обстоятельствам. Именно этого, вы полагаете, хочет ваш Бог? – Петр Алексеевич засмеялся. – Нет, простите меня, уважаемый Иван Андреевич, мне нравятся ваши рассуждения, но я с ними не соглашусь. Допустим, я иду по улице и вижу, как разбойники грабят некую женщину. Предположим, я даже знаю эту даму: мне известен ее скверный характер; я видел, как она распекала своего супруга и нещадно лупила кухарку. И вот теперь на нее снизошла кара небесная. Бог решил ее наказать, отнимая то, что она не доплатила своим слугам. Следует мне помочь ей или пройти мимо?

– Коварный вопрос, – задумался батюшка. – Религия призывает нас помогать ближнему своему несмотря ни на что. Когда Бог пожелает наказать человека, он не станет делать это чужими руками. Людские промыслы хитрее Божьего.

– Бог создал мир за шесть дней, и, снимая с себя заботу о собственном творении, он создал человека – по своему образу и подобию. Вот только человек – не Бог. Так, мелкий божок, у которого есть маленькая власть, но в силу своего скудоумия он вообразил себя всемогущим. Этакий божок с брачком, – горячился Петр Алексеевич. – И Бог этого не учел. И все же из-за своей доброты он позволил человечеству размножаться и заполнять эту прекрасную планету. Он посылал человеку испытания: потопы и огненные дожди, чтобы выбрать лучшие зерна. Но нет, гнильца уже поселилась во всем: совсем крошечная спора, подкинутая змеем-искусителем Адаму и Еве, засела в человеке. И он никогда не станет прежним – тем богоподобным существом, каким был задуман изначально.

Следовательно, Бог может вообще ничего не делать: человек накажет себя сам, сознательно убивая мораль, заложенную в нем с детства. Да, нормы морали меняются с течением времени и в зависимости от места обитания. Папуасы, например, до сих пор съедают своих врагов. А у древних ацтеков считалось за честь быть жертвой, принесенной богам, – этого права удостаивались лишь избранные. И та самая дама со скверным характером вполне может быть наказана слугами, которых она обделила. И эти несчастные будут уверены, что не нарушают никакие моральные законы, а всего лишь возвращают то, что принадлежит им. Те же самые разбойники могут оказаться вполне добропорядочными крестьянами, сбежавшими от осатанелого помещика и вынужденными теперь промышлять грабежами на большой дороге. Нет, они вовсе не собирались ее убивать – они только хотели выжить.

– Вы правы. Судить о человеке, не зная причины его поступков, трудно, – согласился Иван Андреевич.

– Нельзя. Поверьте мне, нельзя. Я готов привести тысячу тому доказательств. У всех есть своя причина поступить так, а не иначе: у убийцы, вора, насильника, у каждого богоотступника. Сколько грехов приписано человеку?

– Грехов, сударь? – прервал яростную тираду священник.

Они снова вышли к излучине реки. В зеркальной глади отражалась луна, в прибрежных зарослях колыхались тени, и за каждым кустом прятались былинные существа и духи. Суеверный страх приписывал сверкающим в темноте глазам чудовищные размеры и жестокие замыслы, разум же твердил, что желтоватые искры принадлежат не лешим, а безобидным оленям. С ивы капали прозрачные слезы. Пахло цветущими травами и хотелось жить, как никогда прежде.

– Есть смертные грехи, описанные богословами, а есть заповеди, данные Богом Моисею, – рассуждал батюшка. – Греховно чревоугодие, сладострастие, гнев, алчность, зависть, гордыня и лень, равная унынию и потере интереса к жизни. Заповеди же есть свод божественных законов: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не завидуй и иные. Греховное состояние естества – то, с чем человек рождается; и ему приходится бороться с желаниями своего тела. Соблюдая заповеди, человек противостоит желаниям, когда ему кажется, что у соседа лучше, красивее, здоровее.

– Не кажется ли вам, что Бог заповедями ограничил человека в помыслах, а уже сам человек ограничил себя в поступках? Тем самым людям все время приходится искать пути для исполнения своих желаний. И они в любой момент могут переступить некую черту, за которой нет надежды на то, что святой Петр для них откроет Райские врата? Быть может, и мы с вами ее переступим?

– Я человек не менее чем вы, мой друг, – священник сорвал травинку и стал отгонять ею назойливых комаров и мошек. – Как видите, меня тоже кусают.

– Следует ли мне рассматривать ваши слова как признание в неких грехах? – Петр Алексеевич нащупал интересующую его нить и не собирался ее отпускать.

– Извольте, рассматривайте, – в своей обычной манере улыбнулся отец Иоанн. – Да, я грешен и за грехи свои уже расплатился. И, знаете ли, мне порой кажется, что цена оказалась слишком высока. С другой стороны, мне дарована и высшая благодать, о какой только может помышлять человек.

– Что же вы получили в награду, понеся наказание?

– Не знаю теперь, являлось ли это наказанием или всего лишь испытанием, а возможно, это было и искушение.

– Рассказывайте же, – Петр Алексеевич торопился услышать историю.