Охотник

– Я был помолвлен с Марьей и готовился принять сан, – начал свой рассказ Иван Андреевич. – Моя невеста была девушкой скромной, из небогатой семьи, но со всеми мыслимыми добродетелями и соответствующая моей будущей жизни. Я же младший в своей семье, у меня шесть старших братьев; и какого-либо наследства мне ожидать не приходилось, поэтому намеревался приучать себя к скромности и умеренности. Однако пока обстоятельства позволяли, я проводил время в праздности и наслаждениях. Братья брали меня с собой на гулянки. Они получали удовольствие от осознания, что совращают будущего священника. Мне же нравилось противостоять все новым и новым искушениям, которые для меня придумывались. Когда накал страстей достигал высшей точки, а фантазия превосходила все мыслимые пределы, я соглашался на соблазн. Да, я испытал многое. И это прельщало меня, но не могло заставить отказаться от выбранной стези. Иначе мне пришлось бы стать таким же, как все: обычным гулякой, прожигающим наследство или, в моем случае, деньги невесты. Конечно, эти похождения усердно скрывались мною и братьями от родителей и тем более от моей на тот момент уже супруги.

Накануне принятия сана Маша родила. За две недели до назначенного срока, замечательного голубоглазого мальчишку. Но радости мне это не принесло.

Приближался день рукоположения. И я почувствовал: все, теперь конец! Не будет больше ничего. Только служба. Только дом. До этого времени мне еще казалось, что я смогу как-то прятать свою греховную натуру. А тут страх такой напал, что хоть в воду бросайся. Отступить тоже нельзя – это лишило бы меня даже тех малостей, на которые я мог рассчитывать.

Я перестал ночевать дома. Маше писал короткие записки, что все в порядке. А сам кутил с одной местной красавицей, достаточно знатной и замужней. Настал момент, кода я был пьян и не помнил себя. Мне хотелось лишь одного: целовать эту сводящую с ума грудь, глотать вино из тонких ладоней и всегда находиться на вершине того сладострастного безумия, что заполняло меня и вместо крови текло в моих жилах. Мы бежали. Добрались до ближайшей деревни и вновь предались плотским утехам. Наконец я заснул беспокойным сном. Мне явилась Маша с грязным свертком в руках. Ее губы не шевелились, но я отчетливо слышал произносимые слова. «Что делать?» – спрашивала она. А потом положила к моим ногам свою ношу. Я без капли страха поднял и развернул сверток. Это был наш новорожденный сын. Вот только узнал я его скорее чутьем: тлен тронул нежное личико, открытые пустые глаза смотрели будто сквозь меня. Кожа кусками сходила с маленького тельца от легкого прикосновения.