Я верчу головой из стороны в сторону, пытаясь отыскать Рика, но его примечательной шляпы не видно в толпе собравшихся. Неужели ушёл? Разочарование стылым ветерком касается щёк и кажется, что сразу стало намного холоднее, чем было. А тут ещё Манфред не даёт продохнуть. Он балагурит, как заправский шут, то и дело вставляя между шуточками фразочки о возвращении в Аугсбург. Якобы просто так, но меня не проведёшь.
— Я тебя не первый год знаю. Можешь не пытаться переубедить меня, Фредди…
— Не называй меня так, пожалуйста, — морщится толстячок, — так меня звала вторая жена моего папаши. Мерзкая особа. А самое интересное, что за этим обращением всегда следовала какая-нибудь пакость вроде порки или оплеухи!..
— Значит, перестань наседать на меня.
Манфред вздохнул и покосился в сторону герцога, пожал плечами и вновь повернулся лицом к убогому представлению.
— Сколько герцог тебе приплатил?
— Приплатил, ага, как же, — проворчал Манфред, приближаясь ко мне, — пригрозил, не хочешь сказать? Я же говорил, что он намерен сровнять с землёй мой театр. Ему самому не удалось убедить тебя возвращаться в Аугсбург. И теперь я должен корячиться перед тобой. Сукин сын…
— Теперь ты будешь знать, Манфред, что продавать друзей не есть хорошо. Ты всего лишь согласился сказать, где меня можно отыскать, а герцог заставил тебя сопровождать его в поездке. И наверняка ты выполнял роль слуги. Ты приехал в захолустную дыру вместе с ним, а он заставляет тебя скакать передо мной на задних лапках. В следующий раз…
— Побойся…
Фраза Манфреда повисла в воздухе не оконченной, потому что в воздухе раздался истошный женский крик. По улице неслась Анна, бессменная прачка Вольфаха.
— Волк! За мной гонится огромный волк… Спасите!
Головы собравшихся разом оборачиваются на крик Анны. Она бежит, высоко подобрав своё залатанное платье, а деревянные башмаки отстукивают бойкий ритм по мостовой.
— Упилась, что ли? — слышится чей-то недоверчивый голос.
А следом раздаётся громкое звериное рычание и волчий вой…
Глава 26. Аманда
Я замираю на месте от испуга, ошарашено смотрю на Манфреда, пытаясь понять, слышал ли он то же самое или мне почудилось.
— В-в-волки?.. В г-г-городе? — спрашивает он.
О да, спектакль уже перестал быть смешным. Из переулка напротив площади раздаются вопли ужаса. Из него выбегают быстрее ветра несколько людей. Рты распахнуты, глаза вытаращены. А следом за ними несётся огромный, поджарый волк. Зверь выскакивает на открытое пространство и рычит, обводя всех собравшихся жёлтыми глазами, сверкающими в вечерних сумерках. Он огромен — его размеры раза в три превышают размеры обыкновенных волков. Когтистые лапы скребут каменные булыжники площади. Шерсть на загривке щетинится.
— Р-р-р-р-р-р-р…
Жутко так, что поджилки от страха трясутся, но тем не менее я поневоле любуюсь мощью и животной грацией хищника. Он весь наполнен ею: от кончиков ушей, стоящих торчком, до мощных лап, упирающихся в камни. Волк пригибает морду книзу и утробно рычит, втягивая носом воздух. Кажется, что ещё мгновение, и он бросится на тех, кто стоит перед ним. Но вдруг он разворачивается и огромными скачками уносится прочь. Мне остаётся только потрясенно смотреть, как блестит его шерсть в лучах нарастающей луны.
Запоздало раздаются потрясённые охи и крики. Скопление людей только сейчас колышется, словно бурная река. На Вильгельма Второго жалко смотреть. Он побледнел даже больше обыкновенного и его лицо сливается с белой накрахмаленной рубахой.
— Возвращаемся в Аугсбург! Немедленно!
Похоже, Вильгельм Второй запамятовал, что изображает моего случайного знакомого, а не любовника. Он вцепился в мой локоть своими пальцами, чуть посиневшими от холода, и начал тянуть меня прочь.
— Ну уж нет!
Я вырываю локоть из захвата его ледяных пальцев, недовольно морщась. Мне страшно до чёртиков, так же как и всем остальным, но одного страха мало, чтобы заставить меня свернуть с намеченного пути.
— Будьте так любезны не докучать мне этим вопросом, дорогой Вильгельм!
— Аманда, звезда моя!.. Умоляю…
— Тысячу раз нет! Зверя уже нет на улицах. А если бы даже и был, в Вольфахе есть Охотник, которому по силам справиться с ним.
— И где он? — приходит в себя Манфред.
Увы, но я сама не знаю, куда подевался Рикардо в самый ответственный момент. Я хватаю за локоть спешащую мимо нас женщину, спрашивая о нём.
— Кажется, сказал, что празднуют без повода только идиоты, и отправился к себе…
Женщина отмахивается от нас и торопится прочь. От весёлого настроения у толпы не осталось ничего: лица хмуры и озабочены. Лихо расправленные плечи жителей вновь опускаются вниз, спины сутулятся. Волк появился всего на несколько мгновений, но пошатнул уверенность в их силах. Все толкутся и торопятся как можно скорее покинуть площадь… А следом раздаётся ещё один горестный вопль, подхватываемый и передающийся от одного к другому: старый Якоб Петерсен, отец нынешнего бургомистра, найден растерзанным в своей кровати.
Новость вводит толпу в кратковременный ступор, но потом кто-то подаёт возмущённый возглас:
— И долго мы будем это терпеть?