Охотник на кроликов

— Прости, но я не понимаю вот этого — стрелять оленей в клетках… им же некуда убежать… это как «Голодные игры» без права на защиту.

— Я тебя услышал, — терпеливо сказал Диджей. — Но… если сравнить это с мясным производством, оно не намного экологичнее… загон — это больше трех миллионов квадратных метров.

Рекс смотрел на широкие спины Джеймса и Кента, на оружие у них за плечами. Словно почувствовав его взгляд, Джеймс обернулся и передал ему серебряную карманную фляжку. Рекс взял ее и передал дальше, не отпив.

— Как Анна? Когда мы встречались после окончания школы, она выглядела получше, — сказал Кент.

— У нее снова выросли волосы, но, говорят, она вряд ли переживет осень, — ответил Джеймс. — У моей жены рак, — пояснил он Рексу.

— У вас есть дети?

— Да… мальчик. Двадцать лет, зубрит юриспруденцию в Гарварде… и самая младшая, Эльса… ей девять… Хочет быть с мамой — и всё.

Все вместе они шли по склону скалы. Пейзаж расстилался внизу в глубокой долине, видно было на десяток километров.

— Завтра все наденем школьную форму, верно? — пошутил Лоуренс.

— Да, мать его, — вздохнул Кент.

— Такая нудятина были эта церковь и воскресные обеды… мы не выжили бы без пиццы из микроволновки и грога с коньяком.

— А Вилле звонил семейному шоферу, и тот привозил из Стокгольма ящик шампанского, — усмехнулся Кент, после чего снова посерьезнел.

— Не могу поверить, что они с Тедди мертвы, — тихо сказал Джеймс.

Глава 98

Жанетт Флеминг стояла на пешеходной дорожке возле куста сирени и рассматривала коричневые таунхаусы напротив парковки. Серебряная заколка в коротких волосах блестела на солнце. На Жанетт была узкая юбка, в наплечной кобуре под жакетом — «Глок-26».

Поодаль двое одетых в штатское коллег из полиции Стокгольма позвонили в дверь облупленного дома.

По сведениям оперативного отдела, телефон Самми находился там.

Сын мог оказаться единственным, кто знал, где сейчас Рекс и спри-киллер Давид Джордан Андерсен.

Полицейские в штатском подождали, снова позвонили.

Мимо проехали дети на велосипедах, прошла женщина в чадре и с сумкой на колесиках.

Дверь открылась, и Жанетт увидела, как полицейские что-то говорят появившейся в прихожей фигуре. Потом они вошли, и дверь закрылась.

Жалюзи в окне кухни подрагивали от сквозняка.

Единственным заданием полицейских было проникнуть в дом и проверить, безопасно ли там. Потом должна была появиться Жанетт, чтобы допросить Самми на месте.

Жанетт вспомнила, как бледен был ее шеф из службы безопасности, когда вошел к ней в кабинет. Он вбил себе в голову, что Анья Ларссон — самый главный начальник в оперативном отделе: слишком уж строго она попросила «одолжить» им Жанетт Флеминг в рамках сотрудничества между отделами.

Жанетт встретилась с полицейскими возле церкви Света в центре Халлунды; они проверили внутреннюю радиосвязь, после чего поехали в район таунхаусов и остановили машину на разворотной площадке возле невысоких гаражей.

Жанетт обошла таунхаусы и оказалась на заднем дворе. В отличие от других участков, на этом буйно разрослась зелень. В высокой траве виднелся старый гриль, на треснувших плитках дорожки валялись ржавые велосипедные детали.

За опущенными жалюзи — никакого движения.

Жанетт достала из сумочки губную помаду, поправила макияж и подумала, что она лучший в стране психолог-дознаватель, который ни капли не понимает себя саму.

Она была на задании с Сагой Бауэр в забегаловке к юго-западу от Нючёпинга.

Жанетт до сих пор не могла объяснить себе того, что там произошло.

В месте, где проститутки охотились за клиентами, она оказалась одна в туалете для инвалидов, с дырой в стене.

Жанетт не верила, что люди делают это на самом деле.

Это могло оказаться печальным — или, наоборот, комичным, но ее изумление и неловкость всерьез обернулись внезапным желанием, трудным для понимания возбуждением.

Анонимное соитие продолжалось не больше двух минут, Жанетт даже не успела передумать, как уже почувствовала, что неведомый посетитель кончает в нее. Застигнутая врасплох, она выдохнула «хватит» и отодвинулась, споткнулась, ударилась коленом о пол, промыла рот и лобок, села на унитаз и дала семени вытечь.

Жанетт после этого словно онемела душой, а потом ее стало швырять от осознания собственной глупости к чувству странной внутренней свободы.

При виде будничных мужчин, часто тех, кто старше, часто пьяных или вульгарных, ее переполнял стыд, и она отворачивалась с горящими щеками.

Но с точки зрения морали то, что случилось тогда в туалете, было не многим хуже, чем встретить кого-нибудь в баре и отправиться с ним в постель, не хуже, чем какая-нибудь глупая эротическая фантазия о разнузданном сексе.

Жанетт спрашивала себя, не сделала ли она это, чтобы подсознательно наказать своего ханжу-бывшего, который приходил в ужас при мысли, что жена способна мастурбировать, или свою сестру, которая в юности не знала удержу, а теперь стала благопристойнейшей домохозяйкой.