Охотник на кроликов

Едва утром жужжал автоматический замок, Йона выходил из камеры, принимал душ и завтракал. Потом все отделение спускалось в ледяной кульверт, который, словно канализационная система, соединял разные отделения тюрьмы.

Заключенные проходили перекресток с закрытым киоском, ждали, пока откроются двери, шли по кульверту дальше.

Ребята из Мальмё кончиками пальцев суеверно крестились на настенное изображение Златана Ибрагимовича, после чего скрывались в направлении мастерской, где работали с порошковой лакировкой.

А группа тех, кто учился, направлялась в библиотеку. Йона прошел уже половину курса — он учился на садовода, а Марко наконец освоил курс гимназии. Подбородок у него дрожал, когда он сообщил, что дальше собирается заняться естественными науками.

Этот день мог оказаться одним из череды однообразных тюремных дней. Но для Йоны он не был таким — сегодня Йона встречался с Валерией де Кастро, и после этой встречи его жизнь сделала неожиданный и опасный поворот.

На стол в комнате для посетителей Йона поставил кофейные чашки и десертные тарелки, разгладил заломившуюся салфетку и включил кофеварку на маленькой кухне.

Услышав, как звенят ключи по ту сторону двери, он поднялся со стула, чувствуя, как забилось сердце.

На Валерии была темно-синяя блуза в белый горошек и черные джинсы. Собранные в хвост темно-русые локоны вились мягким серпантином.

Она вошла, остановилась перед ним, подняла глаза.

Дверь закрылась, повернулся замок.

Они долго стояли и смотрели друг на друга, прежде чем прошептали друг другу «здравствуй».

— Мне до сих пор странно, когда я вижу тебя, — сказала Валерия с былой робостью в голосе.

Она смотрела на Йону блестящими глазами; взгляд прошелся по обуви с тюремной отметкой, по серо-голубой футболке с песочного цвета рукавами и по вытертым коленкам мешковатых штанов.

— Угощение у меня скудное, — сказал Йона. — Вот, печенье с джемом и кофе.

— Печенье с джемом, — кивнула она и немного поддернула джинсы, прежде чем сесть на стул.

— Довольно вкусное, — улыбнулся он, и ямочки на щеках стали заметнее.

— Откуда в тебе столько очарования?

— Это все из-за одежды, — пошутил Йона.

— Ну да, — рассмеялась она.

— Спасибо за письмо, оно пришло вчера. — Йона сел по другую сторону стола.

— Прости, что я так осмелела, — пробормотала Валерия, покраснев.

Йона улыбнулся. Валерия тоже широко улыбнулась, глядя в стол, потом снова подняла взгляд.

— Но какая гадость, что тебе отказали в увольнениях… кстати, — сказала Валерия и снова улыбнулась так, что подбородок пошел складками.

— Через три месяца сделаю новую попытку… а иначе — подам заявление о разрешении вентиляционного отверстия, — пояснил Йона.

— Все получится, — кивнула она и погладила его руку, лежавшую на столе.

— Вчера я разговаривал с Люми. Она как раз прочитала «Преступление и наказание», по-французски… было весело, мы просто говорили о книгах, я и забыл, где нахожусь… пока разговор не закончился.

— Не припомню, чтобы ты раньше был таким разговорчивым.

— Но если разделить продолжительность телефонного разговора на две недели, то получится всего пара слов в час.

Локон упал на шею, и Валерия отбросила его движением головы. Кожа у нее имела оттенок припудренной меди, в уголках глаз залегли глубокие морщинки — от смеха. Тонкая кожа под глазами была серой, под ногтями застряли крупицы земли.

— Раньше можно было заказать выпечку из кондитерской. — Йона разлил кофе по чашкам.

— Пока тебя не выпустили, мне надо блюсти фигуру, — ответила она, положив руки на живот.

— Ты красивее, чем всегда.

— Видел бы ты меня вчера, — рассмеялась Валерия; длинные пальцы коснулись эмалевой ромашки на цепочке, висевшей у нее на шее. — Я была в Салтшёбадене, где открытый бассейн, ползала там под дождем, готовила поверхности для посадок.

— Токийские вишни, верно?

— Я выбрала сорт с белыми цветками, тысячи, просто невероятно… в мае словно снежная метель обрушивается на это деревце.

Йона посмотрел на чашки, на голубые салфетки. Свет из окна ложился на стол широкими полосами.

— Кстати, как продвигается обучение? — спросила Валерия.

— Не так легко.

— Странное это ощущение — переучиваться? — Она сложила салфетку.

— По-хорошему странное.

— Но ты уверен, что не хочешь назад, в полицию?

Йона кивнул и перевел взгляд на окно. Между поперечными прутьями решетки виднелось грязное стекло. Спинка стула скрипнула, когда Йона откинулся назад, погрузившись в воспоминания о последней зиме в Наттаваара.

— О чем ты думаешь? — серьезно спросила Валерия.

— Ни о чем, — тихо ответил он.

— Ты подумал о Сууме, — просто сказала она.

— Нет.

— Когда я сказала про метель.

Йона взглянул в ее янтарные глаза и кивнул. У нее была удивительная способность почти читать его мысли.

— Нет ничего тише снега, когда ветер улегся, — сказал он. — Знаешь… мы с Люми сидели рядом с ней, держали ее руки…

Йона подумал об удивительном спокойствии, которое сошло на его жену перед смертью, и о последовавшей за ним неподвижности.

Валерия потянулась через стол и погладила его по щеке, ничего не говоря. Татуировка на правом плече просвечивала через тонкую ткань блузы.