Охотник на кроликов

— Они никогда не простят меня по-настоящему… Ты рано потерял отца, но он был герой, это много должно было значить, может, не тогда, но позже.

— Да, но ты вернулась, у тебя была возможность объяснить, что ты сделала ошибку.

— Они не хотят говорить об этом. — Валерия опустила глаза, и между густых бровей пролегла морщинка.

— Во всяком случае, ты не умерла.

— Но им было стыдно. Даже если они говорили об этом со своими друзьями.

— Мне стыдно, что нам с матерью пришлось нелегко в смысле денег… поэтому я никогда не приглашал тебя к себе.

Валерия взглянула ему в глаза.

— Я все время думала — твоя мама хочет, чтобы ты встречался с финскими девочками.

— Нет, — рассмеялся Йона. — Она тебя обожала. Считала, что ничто не сравнится с кудрявыми волосами.

— А чего ты стыдился?

— Мы с мамой жили в однушке в Тенсте, я спал на кухне на матрасе, который каждое утро убирал в чулан… у нас не было ни телевизора, ни проигрывателя, мебель облезлая…

— И ты работал на складе — или где там?

— В пекарне «Экесёос» в Брумме… иначе мы не потянули бы съемную квартиру.

— Ты, наверное, думал, что я избалованная, — пробормотала Валерия, разглядывая руки.

— Жизнь несправедлива, это быстро понимаешь.

Глава 38

Валерия взяла тележку и снова пошла к теплице. В молчании они продолжили грузить деревца на прицеп. Прошлое неспокойно двигалось между ними, медленно переливалось море воспоминания, принося с собой водоворот картин из прошлого.

Когда Йоне было одиннадцать, его отец Ирьё, полицейский, погиб — его застрелили из двустволки во время ссоры в Весбю, в Упланде. Мать, Ритва, была домохозяйкой и дохода не имела. Деньги кончились, и им с Йоной пришлось покинуть дом в Мэрсте.

Йона быстро научился отвечать приятелям, что ему не хочется в кино, научился говорить, что не голоден, когда они сидели в кафе.

Он поднял на прицеп последнее деревце, поправил ветку и осторожно закрыл решетчатую дверцу.

— Ты рассказывал про маму, — напомнила Валерия.

— Я знаю — она понимала, что я стыжусь того, как мы живем. — Йона отряхнул руки. — Наверное, она тяжело это переживала, потому что на самом деле нам жилось неплохо, она бралась за любую работу, была уборщицей, брала книги в библиотеке, мы их читали и обсуждали по вечерам.

Закатив тележку в сарай, они подошли к домику Валерии. Валерия открыла дверь подвала, ведущую в прачечную.

— Вымой руки здесь, — сказала она и открыла кран над большой стальной мойкой.

Он встал рядом с Валерией, опустил испачканные в земле руки в тепловатую воду. Валерия вспенила мыло, ставшее черным от грязи, и стала мыть ему руки.

Слышно было только, как бежит, поблескивая, вода по рифленым стенкам мойки.

Улыбка исчезла с лица Валерии, пока они выливали воду, снова вспенивали мыло и мыли друг другу руки.

Они медлили под потоком тепловатой воды, вдруг осознавая прикосновение. Валерия мягко обхватила два его пальца и подняла на него серьезные глаза.

Йона был гораздо выше ее, и хоть он и нагнулся, когда целовал ее, ей пришлось встать на цыпочки.

Они не целовались с гимназии и теперь смотрели друг на друга почти застенчиво. Валерия взяла красное полотенце с полки и вытерла ему руки.

— Представь себе, ты здесь со мной, — нежно сказала Валерия и погладила Йону по щеке, провела рукой к уху, до светлых непослушных волос.

Она сняла кофту и вымыла подмышки, не снимая белого лифчика с потерявшими цвет бретельками. Кожа у нее была ровного цвета, словно оливковое масло в фарфоровой миске. На обоих плечах татуировки, а руки неожиданно мускулистые.

— Прекрати смотреть на меня, — улыбнулась она.

— Это так трудно, — сказал Йона и отвернулся.

Валерия переоделась в черные спортивные штаны с белыми лампасами и желтую майку.

— Поднимемся?

Дом у нее был маленький и просто обставленный. Полоток, пол и стены — все белое. Входя в кухню, Йона ударился головой о лампу.

— Осторожно, — предупредила Валерия и поставила цветы в стакан с водой.

Стульев вокруг стола не было, на разделочном столе — три противня с хлебом под полотенцем.

Валерия добавила дров в старую печь, раздула угли и вынула горшок.

— Есть хочешь? — спросила она и достала из буфета хлеб и сыр.

— Я всегда хочу есть.

— Отлично.

— Стулья есть?

— Всего один… это чтобы тебе пришлось сесть мне на колени… Я выношу стулья, когда пеку, — объяснила Валерия и указала на гостиную.

Йона прошел в соседнюю комнату с телевизором, диваном и старым, крашенным вручную шкафом. Вдоль одной стены стояли шесть стульев; он взял два и вернулся на кухню, снова задел лампу головой, придержал лампу рукой и сел.

Свет еще какое-то время дрожал, скользил по стенам.

— Валерия… на самом деле я не в увольнении, — начал Йона.

— Ты же не сбежал из тюрьмы? — улыбнулась она.

— В этот раз — нет.

Светло-карие глаза Валерии скользнули в сторону, она посерела лицом, словно стояла за ледяной стеной.

— Я знала, что это случится. Знала, что ты опять станешь полицейским, — сказала она и тяжело сглотнула.

— Я не полицейский, но мне пришлось согласиться на последнее задание, другой возможности не было.