Охотник на лис

Футболист мог бы смотреться так же эффектно, если бы он стоял там и зачитывал текст на коробке с кукурузными хлопьями. Мне было интересно, о чем он еще думал, кроме как: «Мне надо просто пройти через это, чтобы получить свой чек». В любом случае это не имело ровно никакого значения. Все это мероприятие было лишь предлогом для того, чтобы – вручить Дюпону его очередную собственную награду и создать шумиху вокруг него.

После футболиста поднялся парень, который должен был вручить Дюпону его награду. Я никогда не пытался сделать этого, но предполагаю, что это должно быть трудно: с каменным лицом говорить хорошее о человеке, который получал награду, изобретенную им с единственной целью вручить ее самому себе. Судя по тому, как парень мучился, это было, действительно, непросто.

Когда Дюпон получил награду, я не стал аплодировать. Я просто сидел и смотрел на весь этот фарс на сцене. Дюпон поблагодарил миллиард людей, ни о ком из которых он ничего не слышал, и попытался изобразить из себя эксперта по борьбе.

В конце своей речи он обратился к нам, сгрудившимся в конце комнаты-коридора. Очевидно, он выпил, поскольку несколько раз останавливался, пытаясь создать драматические паузы. Под конец он выпалил: «Завтра тренировка в 7 утра!» Конечно же, он не пришел на нее. Он никогда не смог бы подняться на тренировку в такую рань.

После церемонии он бродил по комнате, часто спотыкаясь, переходя от одного гостя к другому и порой случайно брызгая им слюной в лицо, чтобы выслушать поздравления, которые были такими же фальшивыми, как и его последняя награда.

Глава 14 Протест на Олимпиаде

Переезд в Вилланова должен был принести стабильность, к которой я стремился с момента окончания университета. Но теперь я потерял работу, а общение с Дюпоном подрывало мой моральный дух и желание участвовать в соревнованиях. Лучшим решением для того, чтобы выиграть золото на Олимпиаде в Сеуле, был бы выход из-под влияния Дюпона, но я не мог позволить себе этого как по финансовым причинам, так и с учетом необходимости продолжать тренировки. Дела складывались для меня настолько неудачно, что не получилась даже обычная процедура по исправлению зрения.

Из-за своей близорукости я проиграл на чемпионате мира 1986 года, потому что не смог рассмотреть счет на электронном информационном табло в результате того, что Международная федерация объединенных стилей борьбы отвернула его от борцов в сторону зрителей. Я подумал, что операция на глазах могла бы решить эту проблему, а учитывая, что Джон объявил мне об увольнении, я решил, что для такой операции как раз самое удачное время.

Но проблема не решилась. Близорукость у меня осталась, таким образом, операция на глазах была проведена зря. Испытывая сильные боли, я принимал обезболивающие. Однако, несмотря ни на что, мне следовало позаботиться о своем будущем. В это время года не было никаких шансов найти работу в другом университете. Кроме того, через несколько месяцев предстояли отборочные соревнования к чемпионату мира. Я был в отличной форме и чувствовал себя, пожалуй, более уверенно, чем когда бы то ни было за всю свою спортивную карьеру. Я не мог позволить себе упустить такую возможность.

Передо мной вновь встал выбор пойти в армию, но основная подготовка к чемпионату заключалась в участии в отборочных соревнованиях, и вряд ли армейское руководство позволило бы мне «забить» на службу ради этого. При этом накопленных мной средств не хватало на то, чтобы достаточно долго тренироваться без какого-либо заработка.

Я пошел к Джону. Он был пьян и что-то бессвязно лепетал, затем стал вообще невменяем и принялся кричать и вопить. Я не мог понять, чем он был так расстроен, но он постоянно переспрашивал: «Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты понимаешь, о чем я говорю?»

Я сказал Джону, что меня не волнует, остаюсь ли я тренером в Вилланова, я просто хочу продолжать работать с Дэном Чэйдом. Джон ответил, что подумает об этом, и я вернулся к себе домой.

Джон стал каждый день названивать мне.

– Ты можешь остаться, – говорил он. – Но в этом случае ты должен будешь переехать в поместье.

В этом не было никакого смысла. Он уволил меня с работы в Вилланова и при этом хотел, чтобы я жил в его поместье? Без арендной платы?

Он настаивал на этом предложении и даже упомянул, что если я буду менять с доплатой свой старый «Шевроле Камаро», то он готов заменить его на «Линкольн Гранд Маркиз». В финансовом отношении у меня появлялись дополнительные возможности. Отсутствие необходимости оплачивать аренду существенно облегчило бы мое финансовое бремя. Поэтому через три или четыре недели после увольнения я переехал из своей квартиры в коттедж в его поместье. Мать Джона жила в особняке, сам он жил то в особняке, то в коттедже, но по большей части в особняке. Я предполагал – я надеялся! – что после моего переезда в коттедж он будет еще больше времени проводить в особняке, но такого не случилось.