Охотник на шпионов

Вообще, мне все это уже порядком надоело. И то, что Т‐26 застрял именно так и именно здесь, казалось удачным совпадением. Для прорыва была выбрана уходящая вправо от дороги (прямиком на восток) неширокая то ли просека, то ли прогалина, двигаться по которой можно было только колонной. Ну а засыпанный снегом зимний лес – штука предельно коварная. И шедший в колонне замыкающим двухбашенный Т‐26 в один неприятный момент, особенно громко взревев мотором, совершенно неожиданно, завалился кормой в какую-то неучтенную, скрытую под глубоким снегом, яму. При этом, явно зацепившись за что-то, лопнула и соскочила с катков левая гусеница. Отремонтировать подобное в условиях, когда финские лыжники шли за нами по пятам, да еще и метко стреляя при этом, было нереально. Поэтому я решил, что это, похоже, лучший момент для «красивого ухода». В конце концов я пообещал их возглавить и повести на прорыв? Извольте – возглавил и повел (даже из ночного рейда вернулся исключительно ради этого). И, мало того, почти довел до той условной черты, которая здесь считалась линия фронта. То есть с нашей стороны там явно были окопы, а возможно и блиндажи, это финны в здешних лесах фортификацию как-то игнорировали.

Так что мавр сделал свое дело – мавр может уходить. Исходя из этого, я приказал младшему командиру Воздвиженскому и другим танкистам (а они в тот момент были настроены чуть ли не полечь тут все до единого, лишь бы не отдать врагу этот фигов старый танк) взять личное оружие и уходить вместе со всеми. А оказавшись на нашей стороне фронта, передать нашим, что, если, когда стемнеет, они все-таки увидят красные и зеленые ракеты, «дали огоньку» из крупных калибров. Прямо по этим ракетам.

Спорить со старшим по званию, особенно под пулями, стремно, неудобно и себе дороже, а поэтому чумазые ребята в кожаных шлемах пожелали мне удачи, похватали свои манатки и уехали на втором, до последнего дожидавшемся их однобашенном Т‐26. А я остался прикрывать. Как умел.

Удался прорыв или нет – это большой вопрос. Скорее да, чем нет, но, надо признать, что все получилось не совсем по первоначальному плану. Еще до моего возвращения (которое ими не то чтобы вообще ожидалось, после гигантского пожара в финском тылу окруженные, не без основания, решили, что мы все полегли на хрен) старшина Гремоздюкин и остальное «младшее командирство» развило бурную деятельность, подготовив к выходу все четыре наличных, полугусеничных ГАЗ‐60 (лишь эти машины имели шансы хоть как-то двигаться по снежной целине), причем в кузов одного сумели переставить с ГАЗ-ААА максимовскую счетверенку. Плюс к этому в нужный момент сумели завести оба Т‐26, три Т‐37 и один Т‐38.

Изначально прорыв намечалось начать с наступлением сумерек. Финны поначалу были в ступоре, переходящем в ахер, от устроенного нами пожара на озере (зарево было видно до самого рассвета, а столб густого дыма над лесом в их тылу был виден весь день). Но, к несчастью для нас, они то ли быстро опомнились, то ли пристально наблюдали за всем, что происходило в «котле». И еще засветло начали сильный минометный обстрел, а потом вокруг появилась и их пехота, причем в немалом количестве. Думаю, целая рота, не меньше.

Из-за этого пришлось срочно брать ноги в руки и уходить, посадив в кузова ГАЗ‐60 прежде всего раненых и медиков. Остальным пришлось двигаться как придется, в основном импровизированным десантом на танковой броне. Подорвать или поджечь все оставляемые автомашины и прочее имущество конечно, не удалось. Впрочем, я-то настраивался спасти прежде всего людей (не всех, но хоть кого-то), а часть той матчасти, что мы бросили в «котле», финны сгоряча уничтожили своим, похоже, не совсем уместным, минометным огнем.

Ну а потери – куда же без них. На момент выхода из «котла» на дорогу из 179 человек личного состава, которые значились в списке у Гремоздюкина три дня назад, сразу после моего появления здесь, в живых оставались всего 102 человека.

Дальше, на фоне обмена выстрелами и пулеметным очередями (иногда выпущенными почти в упор) все усугубилось еще больше. Заглох из-за простреленного мотора один ГАЗ‐60, раненых пересадили в оставшиеся на ходу машины, а его пришлось оставить. Потом один Т‐37 финны подожгли брошенной с близкого расстояния зажигательной бутылкой, а Т‐38 чуть позже подбили ручными гранатами. В общем, на момент, когда случилась эта неприятность с двухбашенным Т‐26, к недалекой уже линии фронта ушли три ГАЗ‐60, два Т‐37, один Т‐26 и 89 оставшихся в живых красноармейцев и младших командиров. Ну а дальше вы примерно знаете.

Уходящим танкистам я клятвенно пообещал продержаться до темноты и, в общем, слово свое сдержал. Основная часть финнов сначала, конечно, пошла вдогон за прорывающимися, но потом многие вернулись (что не могло не радовать меня – значит, наши все-таки пробились, и совесть моя чиста). Сколько всего вражин затаилось вокруг, я мог только гадать, поскольку дальность «СНА» была все-таки не беспредельна.