Охотник на шпионов

– В каком смысле?

– Поясняю. Если соседей опять встретит белофинская засада, да еще и с танками в придачу (а я полагаю, что именно так оно и получится), это будет означать только одно. И именно – что наш прорыв они встретят столь же «радушно». А если у противника действительно танки – уйти отсюда через фронт они нам спокойно и с минимальными потерями не дадут. Что из этого следует, товарищи младшие командиры?

Переспрашивать, словно ученый попугай, никто, слава богу, не стал. И я продолжил:

– А значит, нам надо обнаружить и пересчитать эти самые танки противника, точно определить их тип и, по возможности, засечь место, где они базируются. Сделать это по следам траков на снегу, по-моему, не столь уж и сложно. Хотя и сейчас примерно понятно, откуда они являются. Тем более что по словам товарища пилота, наше командование давно предполагает, что у белофиннов где-то там, на льду этого гнилого во всех смыслах озера еще и аэродром спрятан.

– Ну сосчитаем мы их и засечем, – сказал Гремоздюкин задумчиво. – А дальше-то что?

– А дальше, товарищ старшина, все просто, как мычание. Если насчет танков и прочего все подтвердится – ближайшей ночью мне придется собрать диверсионную группу и пойти туда с тем, чтобы попытаться максимально облегчить нам жизнь при грядущем прорыве.

– А смысл, товарищ майор? – задал резонный вопрос Гремоздюкин. – Вы же там все поляжете!

– Ну очень постараемся не полечь. Я же не собираюсь атаковать этот чертов хутор у озера в лоб, густой цепью и с молодецким «ура». Нам и надо-то всего лишь найти, а потом поджечь или взорвать их наличные запасы горючего. И тогда их танки и самолеты просто не сдвинутся с места. По крайней мере – какое-то время, поскольку доставка горючего по той же, примыкающей к озеру узкоколейке дело не быстрое. Это, надеюсь, понятно?

Не мог же я им вот так прямо сказать, ради чего вообще собираюсь идти к этому озеру Мятя-ярви и хутору Лахо-маатила. А именно – лишь за тем, чтобы выручить ценное оборудование и Нуф-Нуфа, то есть третьего из Кюнстов, того, которого здесь знали как Нестора Соколова. Просто потому что нельзя оставлять позади себя ничего из того, что этому времени не принадлежит. Не стоит им про это знать, как, впрочем, и о том, что реально меня и Кюнстов интересует только наш драгоценный Объект, а спасение из окружения всех остальных – это не более чем «операция прикрытия».

– Понятно, товарищ майор, – ответил, как обычно, за всех Гремоздюкин.

– По-моему, все-таки не все вам до конца понятно. Имейте в виду, что сейчас вам надо подобрать людей не только к 14:00, но и к возможному ночному рейду. Опять-таки предпочтительнее добровольцы. Несколько человек, но, желательно, с боевым опытом. Взрывчатки у нас с вами нет, так что нужны хотя бы те, что реально умеют стрелять и сохранили какую-никакую физподготовку. Уяснили?

– Так точно. Попробуем! Еще какие-нибудь приказы и распоряжения будут, товарищ майор?

– Я что, чего-то упустил?

– В каком смысле, товарищ майор?

– В таком, что я не понял, с чего это вдруг наша авиация, которой до этого было не видно и не слышно, сегодня так разлеталась? Или что-то изменилось, а, товарищи дорогие?

– Разрешите! – приподнялась с места сбитая летчица. В спокойной обстановке, умытая, причесанная и без шлема, она смотрелась вполне очаровательно, почти как очередная рекордистка на какой-нибудь газетной фотографии.

– Валяйте, – разрешил я.

Из ее краткого доклада следовало, что я действительно знал не все новости. Оказывается, эта летчица Заровнятых имела какие-то навыки в области радиодела и за время моего отсутствия развила бурную деятельность. В частности, выцыганила у здешних танкистов относительно исправную рацию, которую она сумела заставить работать. Ну а настроив радиостанцию, энергичная дамочка сумела связалась со своей Авиагруппой Особого Назначения, доложив непосредственному начальству, как и что.

– Про современные белофинские истребители вы своим доложили? – уточнил я.

– Да.

– И какая была реакция?