Охотник на водоплавающую дичь. Папаша Горемыка. Парижане и провинциалы

Вместо того чтобы броситься от нее вспять, человек ринулся навстречу стихии, решительно нырнул под волну и, увлекаемый отливом, всплыл в двадцати саженях от берега.

— Браво! Браво! — вскричал Энен. — Парень знает свое дело. Теперь, когда я увидел его за работой, я готов поспорить, что он доплывет, и ставлю об заклад свою жизнь против понюшки табаку.

— Мужайся, Ален, мужайся! — кричали все.

Лишь одна вдова хранила молчание.

Она молилась, стоя на коленях, и плакала; изнемогая под бременем страданий, слишком непосильным для ее хрупкого немощного тела, женщина была не в состоянии даже наблюдать за происходящим.

Рыбаки же следили за продвижением Алена с тревогой, смешанной с гордостью.

Когда человек становится свидетелем подвига, это поразительным образом возвеличивает его самого в собственных глазах.

Впрочем, можно было просто любоваться молодым человеком, ибо на него было приятно смотреть.

Он двигался невероятно энергично, при каждом удобном случае ныряя под волны, как и в начале заплыва.

Расстояние между пловцом и севшим на рифы судном постепенно сокращалось, и вскоре все увидели, как молодой человек цепляется за скалы, на которые налетел баркас.

Ален протянул руку, чтобы ухватиться за борт судна.

Но тут его захлестнули волны, и все исчезло из вида — пловец, "Святая Тереза" и маленький юнга на мачте.

Последовало очередное томительное ожидание, одно из тех, что мы уже пытались описать.

Однако на этот раз всеобщее волнение было особенно велико, так как оно усугублялось страхом за Алена и появившейся было надеждой.

Наконец баркас выпрямился.

Мальчик был еще жив!

Благодаря высоте, на которой он находился, Жан Мари во время ужасной килевой качки оставался под водой меньше остальных, как уже было сказано, и потому самый слабый пережил всех других.

Успокоившись за ребенка, люди пытались разглядеть в воде Алена.

Все затаили дыхание, у всех перестало биться сердце.

Вдова выпрямилась во весь свой рост и протягивала к морю руки; она тяжело дышала и не говорила ни слова, ибо у нее не осталось сил даже на молитву.

Внезапно по другую сторону баркаса, со стороны моря появилась темная фигура.

Это был Ален.

Он снова плыл к судну, от которого его отбросило волной.

Во второй раз молодому человеку повезло больше: он ухватился за борт баркаса, поднялся на палубу и привязал к основанию мачты канат, который, как было условлено, переправил ему Жак Энен.

При помощи снастей Ален добрался до мальчика, который совсем окоченел и не мог самостоятельно избавиться от своих пут.

Монпле отвязал ребенка от спасительной мачты, посадил его к себе на плечи, спустился на палубу и, держась за канат, стал возвращаться к берегу.

На суше воцарилось гробовое молчание — не было слышно ни биения сердец, ни вздохов, ни одобряющих слов, ни молитв.

Возвращение было долгим, трудным, опасным.

Жан Мари раз десять выпускал из рук канат, и волны неминуемо унесли бы его в море, но Ален предусмотрительно обвязал мальчика веревкой, соединенной с канатом мертвой петлей.

По мере того как пловец с ребенком приближались к берегу, несчастная мать машинально двигалась им навстречу.

Когда Ален оказался в двадцати шагах от нее, она не смогла удержаться и вступила в воду, чтобы поскорее встретить его и своего сына.

К счастью, женщина не потеряла дно под ногами.

Ален передал ей сына.

Как только мать завладела мальчиком, она обернулась к людям с радостным воплем, напоминавшим звериный рев, и, никого не поблагодарив, не выразив Алену признательности, бросилась бежать в сторону Мези; при этом она так крепко прижимала к себе ребенка и так спешила, словно море гналось за ней по пятам.

— Ну-ну, натягивай свое тряпье, — промолвил боцман Энен, пожимая руку отважного пловца, — я полагаю, что ты, как и я, не намерен присутствовать при разрушении этой посудины. Пойдем-ка лучше повеселимся в харчевню "Королевский якорь".

— Спасибо, Энен, — отвечал молодой человек, одеваясь, как советовал ему славный боцман, — но я дал себе несколько клятв, в том числе обещание никогда больше не заходить в трактир.

— Черт подери! В таком случае пойдем ко мне, ведь нам не следует вот так расставаться в подобный день. К тому же ты сейчас слишком далеко от своего камбуза, чтобы отправиться туда за похлебкой.

— И все же я должен туда вернуться, боцман Жак, — возразил Ален, — так как уже темнеет, и я пропустил вечерний перелет птиц. К счастью, луна всходит в одиннадцать часов и я смогу наверстать упущенное.

— Что ж, черт возьми! Если надо, я помогу тебе истреблять уток, хотя это не мое дело, и я лучше управляюсь с веслом или румпелем, чем с ружьем. Но прежде ты бросишь якорь в моей гавани, и это так же верно, что ты отчаянный парень и лихой пловец.

Таким образом, боцман Жак насильно затащил к себе Алена.

Страшная драма завершилась.

Большинство жителей Мези вернулись в деревню.