Охотник на водоплавающую дичь. Папаша Горемыка. Парижане и провинциалы

Как-то раз Франсуа отправился вынимать свои вентеря и, опрометчиво предавшись опасным мечтам, утратил память — самое необходимое ему в тот момент свойство разума. Вследствие этого из шестнадцати вентерей, поставленных рыбаком, он потерял четырнадцать и, вдобавок, выходя из воды, так неудачно схватил один из найденных им вентерей, что находившийся в нем превосходный карп вырвался и упал в воду.

Франсуа Гишар испуганно огляделся, чтобы убедиться, что никто не заметил его оплошности, непростительной даже для новичка; он взревел от ярости и разорвал вентерь в клочья, а лохмотья выбросил в реку. Затем он тяжело опустился на настил лодки и некоторое время предавался отчаянию. Однако Франсуа был сделан не из того теста, что большинство воздыхателей, — он понял, что пора немедленно принять важное решение.

Яростно взмахнув веслом, рыбак развернул лодку и вскоре причалил к берегу департамента Сена-и-Марна; затем он воткнул в землю багор, привязал к нему лодку и стал подниматься к Шенвьеру с тем же выражением роковой решимости на лице, с каким, вероятно, Вильгельм Завоеватель впервые ступил на территорию Англии.

Правда, враги нормандского герцога избавили своего будущего победителя от докучливой заботы блуждать в поисках их войска, в то время как Франсуа Гишару предстояло разыскать девушку, принесшую невообразимое смятение в его душу.

Он прошел вдоль всей главной улицы деревни, где его появление не осталось незамеченным, ибо наш речной волк, не слишком знакомый с сельскими правилами приличия, бесцеремонно открывал двери всех домов, встречавшихся на его пути, и, просунув голову в проем, растерянно обозревал внутренность каждого жилища, а затем удалялся, не отвечая на ругательства и проклятия, которыми осыпали его потревоженные мужчины и женщины, и не обращая внимания на испуганные крики детей.

Наконец Франсуа Гишар дошел до последней хижины, которая стояла на дороге, ведущей в Шампиньи; его обход домов ничего не дал — в итоге он лишь приобрел попутчиков из местных мальчишек и девчонок, которые следовали за сумасбродом на почтительном расстоянии и, тихо шушукаясь, с любопытством наблюдали за его действиями.

Франсуа Гишар хотел было расспросить кого-нибудь из маленьких ротозеев об интересующей его девушке, однако пришел в замешательство, не зная, как описать предмет своих поисков: хорошенькое личико нельзя считать характерной приметой.

Тем не менее рыбак направился в сторону своей небольшой свиты, но ребятишки неправильно истолковали его намерения и бросились врассыпную; при этом передние стали теснить тех, кто был позади, старшие толкали более слабых, одни падали, других сшибали с ног, и все удирали что было сил, словно стая потревоженных воришек-воробьев.

Настроение Франсуа Гишара, не ожидавшего подобного развития событий, окончательно испортилось; он схватил одного из тех, кто был повержен на землю, и встряхнул его с такой силой, что бедняжка расплакался и умоляюще протянул к обидчику свои ручонки.

Рыбак пытался его утешить, но все усилия были напрасными: чем ласковее он увещевал малыша, тем громче тот рыдал; Франсуа был вынужден поставить его на землю, и тот сразу же успокоился и со смехом побежал к своим дружкам.

Едва отпустив своего пленника, Франсуа Гишар тотчас же пожалел об этом: когда искаженное страхом лицо ребенка приняло спокойное выражение, он стал поразительно кого-то ему напоминать. Франсуа уже где-то видел эти большие, темные, влажные и блестящие глаза, смотревшие на него из-под взъерошенных, падавших на лоб волос мальчугана; улыбка, округлившая его крепкие, как яблоко, и румяные, как вишня, щеки, была улыбкой хорошенькой прачки.

Франсуа бросился вдогонку за малышом, но, хотя он неплохо бегал, постреленок мчался еще быстрее. Мальчишка свернул в улочку, тянущуюся вдоль шенвьерской церкви; в конце улочки он нырнул в какие-то ворота, затворил их за собой и в страхе побежал прятаться в погреб.

Сердце Франсуа Гишара подпрыгнуло от радостной надежды, ведь он еще не заглядывал в эту улочку, в этот дом.

Он решительно вошел в ворота, в которых скрылся проказник, и оказался во дворе с навозными кучами, кудахтающими курами и копающимися в грязи утками.

Однако во дворе были не только куры и утки, но и повозка; рядом с ней находился мужчина лет пятидесяти; он брал сено из стога и вязал его в пуки; на повозке стояла девушка, раскладывавшая ровными рядами эти связки, которые подавал ей мужчина, между дощатыми стенками тележки.

Увидев Франсуа Гишара, девушка покраснела, но рыбак, узнавший хорошенькую прачку, зарделся еще сильнее.

— Добрый день! — не отрываясь от работы, произнес мужчина, вязавший пуки.

— Добрый день! — ответил рыбак, прислонившись к стогу (он страшно запыхался во время погони).

Последовала пауза: хозяин дома, как всякий истинный крестьянин, был себе на уме; он не желал придавать незваному гостю смелости вопросом и ждал, когда тот сам объяснит цель своего визита.