Девушка возвратилась довольно быстро. На золотом подносе, который она аккуратно опустила к ногам своего господина, поблескивал драгоценными камнями изящный кувшин и стояло два кубка. Рун усмехнулась – пить с эймиром вино вовсе не входило в ее планы.
Когда рабыня удалилась, плотно прикрыв за собой двери, знахарка запустила руку под одежду и нащупала висящий на шее мешочек. Сон-трава, семена гвождника белого и немного ивовой коры в сочетании с вином сделают свое дело – этой ночью Заитдан будет спать, позабыв о боли. Плеснув немного вина в один из кубков, Рун высыпала туда содержимое мешочка, взболтала и протянула эймиру. Он выпил.
– Ты даже не спросил, что это, – изумилась она. – А если бы я желала тебе зла?
Заитдан улыбнулся – впервые за время своей болезни.
– Если бы ты поднесла мне яду, я бы счел это благом, потому что он прекратил бы мои мучения. Однако мне хочется верить, что ты сумеешь меня излечить.
Сердце девушки сжалось при этих словах. Заитдан не заслуживал уготованной для него участи, однако у того, кто отправил Рун в Сантаррем, были другие планы…
– Спи, эймир, – тихо произнесла она, наблюдая, как по изможденному лицу мужчины разливается умиротворение. – Спи. Сегодня тебе не будет больно, а когда ты проснешься, я буду здесь. Засыпай.
Глава 19. А в это время в Талсбурге
– Господин Кейран! – наместник Талсбурга неуверенно мялся под дверью комнаты своего высокопоставленного гостя, не решаясь войти. – Простите мою настойчивость, но сегодня прилетел голубь с письмом от лорда Драугона…
Посланник Кейран рывком распахнул дверь. Взгляд у него был встревоженный.
– И что в письме?
– Я… не осмелился полюбопытствовать. Послание адресовано вам.
Кейран суетливо потер подбородок и протянул руку. Милдрен отдал ему письмо, которое тот тут же вскрыл и принялся читать. Лицо его, поначалу хмурое и напряженное, постепенно разгладилось.
– Хорошие новости, господин?
– Милорд сообщает, что треклятый охотник пойман. Больше мне незачем торчать в этой дыре! Я уезжаю сегодня же. Позаботьтесь обо всем необходимом, отдайте нужные распоряжения.
Задетый столь пренебрежительным отношением к своему родному городу Милдрен скованно поклонился. Честно признаться, надменный и капризный аристократишка до смерти ему надоел. Слава богам, он, наконец, покинет Талсбург и… Наместник резко остановился, а затем повернул назад и вновь постучал в дверь гостя.
– Ну что там еще?!
– С вашего позволения, господин посланник, – а как быть с узниками?
Дверь распахнулась, и Кейран навис над хозяином дома:
– С какими еще… А, ты про этих! Мне-то почем знать?
– Раз пресловутый охотник пойман, да к тому же не в Талсбурге, стало быть…
– Стало быть эти недоумки не сумели быть нам полезными, – перебил его гость. – Однако же они пытались скрыть от меня то, что знают, дерзили, не повиновались и вообще вели себя, точно скоты. За это их следует наказать.
– Так, может, они и впрямь ничего не знали, господин? – мгновенно вспотел Милдрен, который только и думал, как бы половчее выйти из ситуации, не уронив собственного достоинства и не рассорившись при этом с местными жителями, большинство из которых смотрели на него волком после ареста Гурта Сноутона и Герты Лавении.
– Они были дерзки со мною, наместник! Разве это недостаточный повод для наказания?
– И… как же мне поступить с ними?
Кейран раздраженно нахмурил брови:
– Я что, должен вас учить? У меня предостаточно собственных дел!
– Да, господин посланник… Конечно! Все будет исполнено в наилучшем виде, – забормотал, отступая, наместник. Он уже знал, как поступит. Главное – побыстрее спровадить Кейрана, а там можно будет освободить узников да при этом дать им понять, что все это время он, Милдрен Хоуп, стоял за них горой, ходатайствовал перед посланником и вообще всячески защищал их интересы. Дрянную девчонку, доставившую ему столько хлопот, можно, наконец, отправить к матери – с того самого момента, как Тиша на нее донесла, она жила в доме наместника то ли гостьей, то ли пленницей, что тоже не добавляло ему радости. Пусть теперь Герта сама разбирается с нею. Лично он посоветовал бы ей выдрать девчонку, да так, чтобы месяц присесть не смогла, но тут уж, конечно, дело хозяйское.
А узники, разумеется, еще ничего не знали. Гурта по-прежнему не кормили и не давали воды, однако он, как ни странно, держался. Стража, понятно, не знала, что их начальник то и дело подкармливает узника и делится с ним новостями. Марна, гуртова старшенькая, чуть не переселилась к Томуру, бросив таверну на Андею, и все уши жениху прожужжала, изобретая планы освобождения отца и госпожи Лавении – один фантастичнее другого. А вот с узелковым письмом – это она хорошо придумала. Томуру, вообще-то, не полагалось знать, что это она подкинула Герте передачку с посланием, но он-то, само собой, догадался, только виду, конечно, не подал.
А вообще, дай Марне волю, и боевая девчонка вмиг подняла бы жителей Талсбурга на бунт. Виданое ли дело, запирать всеми уважаемых людей, вроде ее отца или госпожи Лавении? Мало ли, что там наплела эта мерзавка Тиша!