Он опустился на колени и ощупал землю. Более темная грядка была разрыхлена недавно, чем и объяснялась разница в цвете.
А почему стервятник интересовался перекопанной зимою грядкой? Дон глубоко вдохнул ночной воздух,потом отправился на поиски какого-нибудь инструмента, чтобы разрыть землю.
Он попытался рассуждать. Перекопанная грядка, может быть, ничего и не означала, кроме того, что землю приготовили для саженцев. Возможно, садовник сделал это, рассчитывая посадить туда луковицы тюльпанов, или просто для того, чтобы проветрить землю.
Если даже это могила, то не обязательно человеческая: хоронят ведь и любимых животных. Птице было безразлично, что там' зарыто, но Дон знал: было совершено убийство, а может быть, и два. И он не мог оставаться в сомнении.
Дон был осторожен и старался не наступить на глинистую дорожку: следы человека еще больше привлекли бы внимание, чем следы колес. Трава была мокрой и мягкой, и шагов его не было слышно. Он чуть не упал, споткнувшись о цементный пьедестал солнечных часов. «Может быть, уже более поздно, чем ты думаешь!» Возможно.
Очертания дома вырисовывались смутно, короткий осмотр с помощью фонарика выявил огромное здание из розовых кирпичей. Большие белые колонны поддерживали веранду.
Дон не стал приближаться к входу: его ботинки оставляли в грязи слишком заметные следы. Он решил обойти дом вокруг.
Боковая дверь, вероятно из библиотеки или гостиной, выходила прямо на лужайку сада, огражденного решеткой в виде арок. Дверь была заперта. Сзади находилось небольшое каменное строение,— наверное, для копчения рыбы, подумал Дон.
Дальше шли конюшня и псарня, крыши которых белели сквозь туман. Двери были старые, но снабженные современными замками. В открытом маленьком закутке около конюшни он нашел какие-то нелепые грабли. Этот инструмент имел длинные зубья, в большинстве сломанные, и огромное древко, длиной по крайней мере в шесть метров. Потом он обнаружил то, что принял за половину щипцов для открывания устриц. Там сохранился ржавый болт, служивший ранее для соединения двух половинок, как в ножницах. Это был не слишком подходящий инструмент для рытья могил, но за неимением лучшего...
Не так-то легко было действовать в темноте, но Дон не хотел держать фонарик включенным: батарейки могли сесть в тот момент, когда ему очень нужен будет свет.
Время от времени он освещал свою узкую траншею. На глубине в тридцать сантиметров зубья щипцов натолкнулись на что-то более плотное, чем земля. Дон встал на колени и стал рыть землю руками. Вскоре он почувствовал под рукой холодное тело. В течение ужасных пяти минут он отгребал землю, чтобы освободить голову с длинными черными волосами.
Женщина, одетая в шерстяное платье, теперь заплесневелое, была зарыта лицом вниз. Темное пятно на жакете и блузке, отверстие в материи, проделанное пулей,— все красноречиво говорило об убийстве.
Дону было немного совестно своего облегчения, когда он увидел, что это не тот труп, который он так боялся увидеть. Лицо жертвы трудно было рассмотреть под маской грязи, но эта черная копна волос не принадлежала Эстелл Брюгер. Может быть, это Бетти Виллер, сожительница Паркера?
Дон долго стоял на коленях, временами зажигая фонарь, чтобы разглядеть лицо жертвы, и пытаясь наметить линию поведения. Если он возьмет труп к себе в машину, грядка осядет, а Паркер, если это он проделал эту работу, безусловно придет проверить ее состояние.
Трудно было сказать, сколько времени эта женщина, находилась в земле, но уже не один день. Дон засыпал могилу с помощью щипцов, потом постарался уничтожить следы своего пребывания здесь. Неся обратно инструмент, он споткнулся о предмет, валявшийся в кустах газона,— лестница! Он спрятал щипцы в траве и поднял лестницу: она доходила до крыши гаража.
Отлично. Раз он не мог найти подходящего для наблюдения места в доме, крыша гаража прекрасно сгодится для этой цели. С ее высоты он сможет наблюдать за всем, что произойдет во дворе. Он влез на крышу.
Крыша была пологая. Посреди ее высился небольшой купол, какие устанавливаются в мастерских художников. Он безусловно предназначался для устройства голубятни. Дону не составило труда оторвать несколько планок с задней стороны.
Растянувшись на крыше и выглядывая из-за купола, он решил, что здесь отличный обзор: видно было аллею, въезд и входную дверь дома. Он втащил лестницу к себе на крышу и сел в ледяном тумане, куря и прислушиваясь к ночным звукам.
Без четверти четыре. Мартин должен уже приближаться к мосту на Делавер. Дон хотел бы знать, попросил ли Бернард разбудить, его и в котором часу. Это ожидание на крыше грозило обледенением, меньшим, конечно, чем даме, лежащей там внизу, на грядке, и было менее угрожающим, чем положение Сибиллы.
Он принял окончательное решение: если с Сибиллой что-нибудь случится, он сам сведет счеты с убийцей. Мошенничество теперь отошло на задний план: Дон думал только о том, чтобы освободить Сибиллу или отомстить за нее.
Шум мотора...
Вероятно, фургон, подумал Дон. Наверное, молочник, развозящий молоко.