Охотник за смертью: Война

Его речь оборвал летящий эспер, с воем возникнув из темноты. Он был вооружен автоматическим арбалетом, сляпанным на скорую руку из запрещенной техники, и смертоносные стрелы тут же утыкали стоящих у ограждения людей, которые тщетно пытались поймать его на мушку. Те падали с отчаянным криком, хватаясь за пронзившие их древки. Тоби схватил Флинна и бросился с ним на палубу плашмя. Ближайшая дезинтеграторная пушка поворачивалась к очередному дому, и вдруг эспер оказался парящим в воздухе перед ней и протянул руку, перекрывая ствол. Тоби посмотрел вверх, и их глаза встретились. Эспер ухмыльнулся дикой улыбкой, перепуганный до смерти и решившийся на все, и тут взорвалась бомба у него в руке, разнося пушку на куски. Эспера отбросило назад, из плеча, где только что была рука, хлынул фонтан крови. Он полетел вниз, беззвучно смеясь. Тоби смотрел, как он падает, пока тело не скрылось в дыму и пламени.

Лейтенант Ффолкс подошел, пошатываясь, небрежно переступая через раненых и умирающих. В руке у него был пистолет, а рукав был заляпан кровью. По всей видимости, чужой. Он перегнулся через ограждение, посмотрел на пылающий город и кивнул с полным удовлетворением.

— Вы отсюда, с высоты, самого интересного не видели, — небрежно бросил он. — Но хороший репортаж, надеюсь, сделали?

— Это да, — ответил Тоби, осторожно поднимаясь на ноги. — Иногда даже слишком заинтересованный и личный. Ффолкс пристально на него посмотрел.

— Пусть императрица и приказала это, Шрек, но все равно здесь я отвечаю за все. Так что следуйте инструкциям. Хоть что-нибудь вопреки им — и я вашу лавочку прикрою.

— Понял, — согласился Тоби. — Ничего противоречащего инструкциям. Только кровь, смерть и разрушение.

— Рад это слышать, — сказал Ффолкс. — Продолжайте. И пошел портить настроение кому-нибудь еще. Тоби сделал ему в спину грубый жест, потом сообразил, что Флинн все еще лежит на палубе, и поднял его на ноги. Оператор все еще был погружен в то, что показывала ему камера через имплантированную связь. Тоби мог подстроить к ней собственное устройство связи, но не стал. Ему стоило большого труда переварить хотя бы то, что он и так видел.

В своей комнате на верхнем этаже «Терновника», еще не тронутого вторжением, Оуэн Дезсталкер ползал на четвереньках по полу, трясясь и вздрагивая. Тяжелая и горячая голова тянула вниз, капли пота стекали с искаженного гримасой лица. Все мышцы пронизывала боль, острая и пульсирующая, судорогой той же боли сводило внутренности. У него был жар, и мысли медленно ворочались среди рвущей на части боли. Он полз дюйм за дюймом, будто пытаясь убежать от пытки, искривившей его рот в беззвучном крике. Он не кричал. Не мог себе позволить. Потому что он — Дезсталкер. Никто не должен видеть его таким.

Он ударился плечом о ножку стола и рукой смахнул это препятствие со своего пути. Снова попытался вызвать рвоту, но желудок был уже пуст, и он прополз через блевотину.

Дрожь у него началась, когда он шел вверх по узкой лестнице за баром. Сначала он решил, что это реакция на то, что он только что чуть не погиб или напряжение от битвы со столькими противниками сразу. В конце концов тяжелый ведь был день.

Но становилось хуже. Голова поплыла, глаза переставали видеть. Неудержимо затряслись руки, ноги все сильнее подкашивались, и наконец он пошел, шатаясь, как пьяный. Как-то он смог добраться до верхнего этажа, упираясь плечом в стену, чтобы не упасть. Комната была далеко, но он все же успел дойти и даже закрыть за собой дверь до того, как свалиться в приступе выворачивающей рвоты.

Голова его уперлась в новое препятствие. Он едва ли это почувствовал и не сразу понял, что дополз до стены и дальше двигаться некуда. Оуэн заставил себя повернуться, рыча от невероятной боли, и прислонился спиной к стене, стараясь сесть более или менее прямо. Боль была сильнее всего, что он знал, как будто он горел заживо. Комната расплывалась, по щекам катились беспомощные слезы.

— О Господи, что это со мной? — спросил он вслух и сам поразился слабости своего голоса.

— Побочный эффект постоянного форсажа, — отозвался Озимандиус. — Я же тебя предупреждал. Что бы ни сотворил с тобой Безумный Лабиринт, ты все еще человек. Слишком часто и слишком надолго ты форсировался, и теперь за это расплачиваешься. Свеча, горящая вдвое ярче, сгорает вдвое быстрее — помнишь? Ты положился на изменения, которые сделал в тебе Лабиринт, но, кажется, у тебя до сих пор есть пределы. Пределы человека. Твое тело само себя сжигает, и у тебя не осталось ничего, чем загасить огонь.

— Не может быть, чтобы я ничего не мог сделать! — произнес Оуэн, проталкивая слова сквозь стучащие зубы. Его бросало то в жар, то в холод.

— Боюсь, что твои возможности довольно-таки ограничены, Оуэн. Можешь снова включить форсаж, но в конце концов от этого будет только хуже. Повреждения можно было устранить в регенераторе, но мне неизвестно наличие таковых в Мистпорте. Или можешь отдаться на милость того, что на этой планете считается медициной, но я этого не рекомендую.

— Черт тебя побери, Оз… помоги!