Когда я впервые переступила порог аудитории, я слегка опешила. Вокруг меня на лекции сидели в основном одни парни. Лишь там и сям торчали одинокие головы девушек, выделяясь малюсенькими островками на огромном мужском море. В то время в школах образование было еще большей частью раздельным. По крайней мере, в нашей школе учились только девочки. Из мужчин, с которыми мне приходилось сталкиваться в жизни, я могла назвать только дедушку, священников из нашего прихода и, наконец, отчима. Моя девственность была более чем абсолютной. Я жадно всматривалась в лица ребят. Они сразу мне понравились. Все. Мне понравился весь род мужской. Со своей нескладной походкой, не такой, как у девчонок, со своей грубой кожей, с запахом пота, обгрызенными ногтями они выглядели слегка отталкивающе, но их необычный вид так и притягивал к ним магнитом. И если другие девушки предпочитали кучковаться в своей компании, я скромно устроилась среди мужских представителей студенчества.
Хотя меня сложно было назвать общительной и душой компании, очень скоро многие стали искать моей дружбы, во-первых, благодаря моим познаниям в математике, ну и потому, что у меня чуть ли не у единственной на курсе была своя отдельная квартира. Мои двери были открыты для всех, а слухи о таких вещах распространяются быстрее молнии. Частенько за ужином у меня собиралось около десятка сокурсников, каждый из которых вносил свою долю в общий котел. Они вели себя точь-в-точь, как я представляла себе мужчин в своих мечтах: они болтали, курили, шутили до упаду. Я же просто пожирала их глазами. У меня сжималось горло от надежды, надежды стать среди них своей, раствориться в гуще их безудержного потока, который унесет меня в их беззаботный мир. Но, разумеется, то были бесплодные надежды. Цурукава вовсе не собирался оставлять меня в покое. Вот и теперь он кружит у нас над головой, тихо стрекочет мотор истребителя, монотонно гудят его винты. Я улыбаюсь. Никто, кроме меня, ничего не замечает. Моя рука в кармане судорожно сжимает упаковку с затычками для ушей. Я стою на кухне и мою со своими приятелями посуду. У меня всегда будет время добежать до спальни-убежища, чтобы укрыться там в случае его атаки. Я бросаю осторожный взгляд на часы, разрываемая между порывом поскорее выпроводить всех за дверь и желанием, чтобы один из них остался бы у меня на ночь под предлогом, что уже слишком поздно добираться домой. Я вовсе не хотела спать с ними. Даже мысли такой не появлялось в голове. Однако сознание, что кто-то сопит у меня за стенкой на диванчике, дало бы больше покоя моей душе и подольше оттянуло бы момент, когда мне вновь придется затыкать себе уши ватой. Мне казалось, что если они будут спать в гостиной этой ночью, то и Цурукава останется на ночевку в своем военном лагере. В моем воображении тянулась бесконечная цепь железных кроватей, на которых неподвижно лежали похожие, как близнецы, японские летчики. Я тоже замерла, вытянувшись на своей кровати. Их самолеты беззвучно дремали в своих ангарах. Спокойное, тихое сопение моих приятелей-студентов, казалось, несло покой и миролюбие, гася все вооруженные конфликты на нашей планете. И, пожалуй, моя стратегия сработала: в такие ночи охотник никогда не совершал боевых вылетов.