Охотники до чужих денежек

Да, Вениамина можно было бы назвать баловнем судьбы, если бы не одно «но». А все дело было в том, что он постоянно скучал. Скучал он и в школе, хотя учился прилично, но этому способствовал скорее какой-то инерционный процесс, навязанный матерью-учительницей. Скучал он и в институте и, не окончив учебы, ушел из института в конце третьего курса. Скучал на любом рабочем месте, хотя заработную плату ему всегда предлагали по максимуму. Даже работая моделью в одном из рекламных агентств, он не мог бы сказать с полной определенностью, что это дело ему по душе. Конечно же, он не отрицал, что ему импонируют восторженные возгласы толпы, что достаточно обеспеченные и самостоятельные женщины предлагают ему себя, а также свое жилье и безбедное существование. Но скука от этого не проходила.

Свет юпитеров и выкрики озабоченных дамочек стали раздражать его уже через полгода. Подарки, поездки на отдых и ласковые объятия начали наводить уныние и того раньше. Пришлось расстаться с рекламным бизнесом и осесть на какое-то время в захолустном родном городке, где влачила свои дни в коммуналке его матушка.

Выдержал там Вениамин примерно пару месяцев. Мать, с ее вечным нытьем по поводу нехватки денег. Старая слепая кошка, которой давно уже пришло время скончаться. Соседки, постоянно лузгающие семечки у подъезда. Грязные улицы...

Кто способен это выдержать?! Человек с нормальными требованиями к жизни и то вряд ли, а что уж говорить о Вениамине!

Где-то через два с половиной месяца после своего возвращения на родину он дождался, пока мать уйдет на рынок. Поставил под люстрой колченогую табуретку. Продел в чугунную петлю под потолком веревку и, накинув ее себе на шею, совсем уже было собрался спрыгнуть с табуретки, но тут в коридоре послышался шум, и следом за этим шумом в дверь заколотили чем-то тяжелым.

Вениамин чертыхнулся, подивившись нежеланию всевышнего принять его в свои чертоги. Снял с шеи петлю. Быстро устранил все намеки на свою склонность к суициду. И открыл дверь...

Это была судьба!..

Он еще не знал тогда, что, поворачивая ключ в замке, хватаясь за облупившуюся ручку двери, распахивая затем эту раздолбанную покосившуюся дверь, он открывает совершенно новую страницу своей жизни. Как не знал и того человека, что уставился на него в тот момент такими же, как у него, синими глазами. Это только потом, много времени спустя, он попытается воссоздать в памяти все до мельчайших деталей, чтобы посмаковать, запомнить и вознести благодарственную этому мгновению, перевернувшему всю его жизнь. Создавшему из него нового человека. Личность, которой он был вправе гордиться...

– Здорово, сын! – густым баритоном поприветствовал его мужчина, стоявший на пороге, и вошел без приглашения в их с матерью комнату. – Где мать?

Вениамин оторопело молчал. Вошедший отшвырнул между тем ногой от стола стул с рваной обивкой. Брезгливо поморщился, заметив клочья ваты, торчащие из-под гобеленовой ткани, и тяжело опустился на стул.

Мужчине было далеко за сорок. Высок, слегка полноват и... до умопомрачения красив. Седые волосы, густыми волнами зачесанные назад, не прибавляли ему возраста. Пронзительный взгляд синих глаз в мелкой сетке морщин. Загорелые гладковыбритые щеки. Яркие губы. И длинные пальцы. Почему-то из этой первой встречи ничто так не запомнилось Вениамину, как эти самые кисти рук. Красивой, даже изящной формы пальцы перебегали с предмета на предмет, не зная устали. На среднем пальце левой руки красовалась дорогая печатка с мелкой россыпью бриллиантов. Камни играли в свете солнца, заглядывающего в незашторенные окна, завораживая парня, лишая его дара речи.

– Да ты присядь, Веник, – предложил мужчина и надвинул ногой табуретку. – Есть базар до тебя...

Вениамин послушно присел на краешек той табуретки, что какие-то несколько минут назад должна была стать его трамплином в преисподнюю, судорожно сглотнул и во все глаза уставился на неожиданного гостя.

Пауза явно затягивалась. Вениамин непонятно по каким причинам не торопился ее нарушать, да и мужчина, видимо, не особенно спешил. Промолчали они, пристально разглядывая друг друга, минут десять. Затем гость, слегка ухмыльнувшись, спросил:

– Знаешь – кто я?

– Нет.

– Понятно... Эта замухрышка уничтожила все фотографии... – Он закинул ногу на ногу и сцепил на колене длинные пальцы. – Я – твой отец. Покинул эту халупу сразу после твоего рождения, то бишь двадцать лет назад.

Вениамин был потрясен. Его мать всю жизнь твердила ему о бате, погибшем при испытании какого-то неведомого ей летательного аппарата. О его смелости и мужестве. О благородстве и порядочности. А человек, сидящий сейчас напротив него, этими качествами вряд ли обладал. Во всяком случае в его глазах не было ни тени раскаяния, да и вообще каких бы то ни было чувств. Один только холод. Парню сделалось жутко обидно. Он вскинул подбородок, поворачиваясь к папаше точеным наследственным профилем, и сквозь зубы поинтересовался:

– Чего же сейчас приперся?

– Так у тебя завтра день рождения, сын, – совсем не обиделся отец, понимающе хмыкнув. – Двадцать лет вроде как...