Вера Васильевна вялыми движениями вытирала поверхность стола в кухне и насупленно молчала. Тревожно было у нее на душе сегодняшним утром, очень тревожно. Она и сама бы затруднилась определить первопричину своего беспокойства. Просто глодало что-то нехорошее изнутри, изводило до боли сердечной, не давало отдохновения душе. А тут еще Данила куда-то запропастился, стервец. Только-только хотела было поговорить с ним серьезно, а он словно сквозь землю провалился. Не звонит и глаз домой не кажет второй день. Что ему до материнской тревоги? Он свое дело сделал и отчалил...
Вспомнив о скандале, учиненном ей Зинкой с первого этажа два дня назад, Вера Васильевна тяжело опустилась на табуретку и всхлипнула.
– Всех вас засажу за решетку, сволочи!!! – брызгала слюной Зинка, потрясая перед ее носом сухонькими кулачками. – Так над девкой измываться! Сначала ты, паскудина, ее на весь подъезд хулила, а затем сынок твой, чтоб ему ни дна ни покрышки! Ну да он за это ответит! Я первая свидетельницей пойду и упрячу твое чадо за решетку на десять лет! Непременно упрячу!!! Только бы девочку разыскать. Только бы с ней ничего не случилось...
Зинка, конечно же, гадкая баба. Склочная и сварливая, но не признать правоты ее обвинений не могла даже она, Вера Васильевна, хотя речь и шла о ее сыне.
– Наворотил дел, стервец, – продолжала всхлипывать Вера Васильевна, вытирая уголком кухонного полотенца слезы, обильно заструившиеся по ее лицу. – А что же теперь?..
Во входную дверь вдруг ударило чем-то тяжелым, затем последовала пауза и снова частая дробь ударов. Вера Васильевна настороженно прислушалась, не решаясь подниматься со своего места. Кому понадобилось барабанить в ее дверь, было для нее загадкой. Данила всегда открывал дверь своим ключом. Если же был не в состоянии этого сделать самостоятельно, то, ткнув палец в звонок, не отнимал его до тех пор, пока мать не втаскивала его бесчувственное тело в квартиру...
Дверь продолжала содрогаться от ударов, и хозяйке все же пришлось сползти с табуретки.
Вера Васильевна втиснула глаз в дверной глазок и в следующее мгновение уже поворачивала ключ подрагивающими пальцами.
– Что это?.. – просипела она сдавленно, прижимая к пышной груди полотенце. – Что вы с ним сделали?!
Парни, поддерживающие под руки обвисшего Данилу, переглянулись и лишь недоуменно пожали плечами. Были они почти одного роста, с бритыми наголо черепами и со смазанными, какими-то безликими физиономиями.
Вера Васильевна по-настоящему перепугалась. И не столько состояние горячо любимого сына вызвало в ней этот испуг, сколько мрачноватый настрой сопровождавших его детин.
– Он, он жив? – заикаясь, выдавила она через силу, все еще находясь в ступоре.
– Да жив он, мать, – произнес один из них и даже сделал попытку улыбнуться ей бескровными губами. – Пьяный он. Валялся на аллее, тут, неподалеку.
– А мы его знаем, Данилу твоего, вот и решили дотащить до дома. Хотя и весна на улице, но холодно, – подхватил второй, после чего они решительно потеснили хозяйку с порога, вволакивая почти бездыханное тело Данилы в квартиру. – Его бы переодеть, одежда мокрая вся.
Вера Васильевна, сжавшись в углу прихожей, подавленно молчала.
Это за что же ей такое наказание-то, господи?! Чем она так бога прогневала?! Только-только порадовалась за ребенка: обрел себя наконец, пить бросил, делом занялся. Правда, она не знала точно, что за дело у сына, но раз в белых рубашках ходит да при галстуках, значит, не дорожный рабочий он, а приличную должность занимает. А тут вдруг новый поворот судьбы. Мало того что беды с девкой наворотил, того и гляди милиция домой нагрянет, так он опять за старое принялся...
Она не помнила, как метнулась к сумке, висевшей тут же на вешалке, и принялась трясущимися руками искать в ней кошелек. Как потом, выудив две измятые десятирублевки, принялась совать их ребятам в знак благодарности. Парни денег не взяли, даже вроде оскорбились. Ушли, громко хлопнув дверью напоследок...
Все это проскочило как-то мимо нее. Глаза все смотрели и смотрели на распростертое на полу тело ее ребенка. Он же ведь все равно ребенок для нее, хотя годами давно бы пора мужчиной ему стать. А он, видно, мужиком себя только без штанов чувствовать способен.
Злоба вдруг накатила на нее с такой бешеной силой, что Вера Васильевна, с силой выдернув из его брюк ремень, принялась охаживать его по бокам, приговаривая:
– Ах ты, паразит такой! Ах ты, засранец! Это сколько же можно надо мной измываться?! Сколь же можно кровь из меня пить?! Мало того что над девкой зло сотворил, так теперь пить в темную голову опять принялся?! Я тебя же своими руками задушу!..
Силы оставили ее как-то вдруг и сразу. Она обмякла, осела прямо на пол рядом с сонно сопящим Данилой и разразилась рыданиями, не забывая между делом причитать.
Данила вскоре заворочался, приподнял всклокоченную голову и, пьяно заморгав, воскликнул:
– О! Мать! А ты здесь зачем?!