Охотники и жертвы

– Большинство стригоев – сознательно трансформировавшие себя бывшие морои. Некоторые были мороями или дампирами, которых обратили насильственно. Велика вероятность того, что ты знакома с кем-нибудь из них. Как думаешь, сумеешь убить того, кого прежде знала?

С каждой минутой наша поездка становилась все менее забавной.

– По-моему, да. Я ведь обязана сделать это. Если вопрос стоит так – или они, или Лисса…

– И все же не исключено, что ты заколеблешься, пусть на мгновение, – сказал Дмитрий. – И колебание может погубить тебя. И ее.

– Ну и как сделать так, чтобы не колебаться?

– Нужно все время твердить себе, что перед тобой – не те люди, которых ты знала. Они – безнравственные, извращенные, противоестественные создания. Ты должна избавиться от прошлых привязанностей и делать то, что нужно. Если в них сохранилась хоть частица прежних себя, они, скорее всего, будут благодарны тебе за это.

– Благодарны за то, что я убиваю их?

– А чего хотела бы ты, если бы кто-то превратил тебя в стригоя?

Я не знала, что ответить на это, и потому промолчала.

Не сводя с меня взгляда, он продолжил:

– Чего хотела бы ты, если бы узнала, что тебя против воли собираются превратить в стригоя? Что ты утратишь все моральные устои и понимание того, что правильно, а что нет? Что всю оставшуюся жизнь – бессмертную жизнь – ты будешь убивать ни в чем не повинных людей? Чего бы ты хотела?

В фургоне воцарилось напряженное молчание. Глядя на Дмитрия, отягощенная всеми этими вопросами, я внезапно поняла, почему мы с ним привлекли всеобщее внимание – не считая наших хороших внешних данных.

Я никогда не встречала никого, кто относился к своей деятельности в качестве стража так серьезно, кто понимал бы все ее роковые последствия. Уж точно не среди людей своего возраста. Даже Мейсон оказался не в состоянии понять, почему на вечеринке я не могла расслабиться и напиться. Дмитрий говорил, что я лучше многих взрослых стражей осознаю свой долг, а я не понимала почему, ведь они видели немало смертей и сталкивались с серьезными угрозами. И все же в тот момент я осознавала: он прав, мне присуще некое странное понимание того, как соотносятся между собой жизнь и смерть, добро и зло.

И ему оно тоже было присуще. Иногда мы можем испытывать чувство одиночества, но, если нужно, личное откладывается в сторону. Мы осознаем, что, возможно, никогда не будем жить той жизнью, которой хотели бы для себя, но воспринимаем это как должное. Мы понимаем друг друга, понимаем, что главное для нас – защищать других и что наша жизнь легкой не будет никогда.

И как часть единого целого я должна была принять решение.

– Если бы я стала стригоем… я бы хотела, чтобы меня убили.

– Как и я, – ответил он.

Возникло ощущение, что он тоже только что испытал озарение вроде моего, почувствовал некую связь между нами.

– Это напоминает мне, как Михаил преследовал Соню, – задумчиво пробормотал Виктор.

– Кто такие Михаил и Соня? – спросила Лисса.

У Виктора сделался удивленный вид.

– Ну, я думал, ты знаешь. Соня Карп.

– Соня Карп… Вы имеете в виду госпожу Карп? При чем тут она?

Лисса переводила взгляд с меня на своего дядю и обратно.

– Она… стала стригоем, – ответила я, избегая взгляда Лиссы. – Добровольно.

Я не сомневалась, что когда-нибудь Лисса узнает об этом. Таков был финал саги о госпоже Карп, тайна, которую я не доверяла никому, но которая тревожила меня постоянно. Судя по лицу Лиссы и ее эмоциям, которые я ощутила благодаря нашей связи, она была в шоке – в особенности когда до нее дошло, что я знала, но молчала.

– Но мне неизвестно, кто такой Михаил, – добавила я.

– Михаил Теннер, – ответил Спиридон.

– Ох! Страж Теннер. Он был здесь до нашего побега. И почему он преследовал госпожу Карп?

– Чтобы убить ее, – ответил Дмитрий. – Они любили друг друга.

Вся ситуация со стригоями предстала передо мной в совсем новом свете. Наткнуться на стригоя, которого я когда-то знала, в пылу сражения – это одно, и совсем другое – сознательно преследовать того, кого я… любила. Ну, не знаю, способна ли я на такое, пусть даже формально это правильно.

– Может, пора сменить тему разговора? – мягко сказал Виктор. – Сегодня не тот день, когда стоит углубляться в тягостные проблемы.

Думаю, все мы испытали облегчение, когда наконец оказались в торговых рядах. Не забывая о своей роли телохранителя, я все время держалась рядом с Лиссой. Мы переходили из магазина в магазин, изучали новые фасоны. Приятно было снова оказаться на людях и вместе с Лиссой заниматься чем-то, что было просто интересно и не имело никакого отношения к политическим махинациям Академии. Почти как в старые добрые времена. Мне недоставало возможности простого общения с ней. Я скучала по своей старой подруге.