Она вздохнула, а потом выдала скороговоркой такую тираду нецензурной брани, что даже мне стало любопытно, откуда столь юная особа знает эти слова. Впрочем, Настя в деревне росла, а не в институте благородных девиц, там все бранью владеют.
Кстати, об институтках. Я сделал шаг в сторону, остановившись перед Аннушкой.
– А с вами что? – спросил я, вглядываясь в потухший взгляд красных, готовых намокнуть горючими слезами глаз.
Девушка медленно покачала головой.
– Тоже дура, – тихо произнесла она.
– Вы сговорились? Тоже инквизиция?
– Нет, – тихо ответила девушка, глядя в пустоту, – просто я дура.
Я вгляделся в полное безразличия лицо. Марк Люций внутри меня молчал. Этот циничный патриций понятия не имел о сострадании и сопереживании. Зато зашептал Евгений. Романтик от природы, он трепетно относился к противоположному полу, посему мог быть искренне деликатным и внимательным.
И как я не сошёл с ума в первые годы? Они же разрывали меня на куски в своём молчаливом противостоянии. Тёмная и светла половинки. Сейчас их уже не разделить, они слились воедино, но по первости я просиживал в кабинете, обхватив голову руками или нарочно старясь обжечь пальцы о горячую лампу. Мне казалось, что это дурной сон, от которого я не мог никак пробудиться.
– Давайте потом обговорим, а сейчас соберитесь. Договорились?
Аннушка кивнула, а я поправил у неё на платье кружевной ворот.
– Пойдёмте, – произнёс, глянув на лестницу в ожидании Ольги, но той не было.
Мы быстро вошли в обеденный зал, где ревизоры уже доедали горячую закуску и допивали графинчик с водкой. Как оказалось, Маша им шепнула, что это напиток из другого мира, и те просто не смогли устоять, чтоб не вылакать всё, хотя бутылку я приобрёл в магазинчике неподалёку.
– Кто у нас здесь? – протянул своим высоким голосом толстяк, доставая из подставленного ему саквояжа бумагу с печатями. Я думал, что он спрашивает, но оказалось, вопрос был риторическим, так как он продолжил свой монолог. – Евгений Тимофеевич Тернский, руководитель отряда, а заодно и Новообского отделения. Тут написано, что вы потеряли в ходе своей деятельности двух сотрудниц и несколько приданных вам кирасиров. И все из-за вашей же некомпетентности. Что скажете?
– У нас была непредвиденная ситуация, – негромко произнёс я. – Пришлые были крайне зло настроены и сильно вооружены.
– Это не оправдание, – с ухмылкой ответил толстяк.
А я в сей миг думал, что фарс с проверкой был неспроста. Так кричала интуиция, но фактов нет, и потому мне оставалось только ждать дальнейшего развития событий.
– Ладно, – довольный собой продолжил толстяк, – Анна Дмитриевна Кукушкина, провидица.
Ревизор достал из саквояжа колоду карт и две игральные кости с точками на гранях, а я вздохнул. Это не самые любимые предметы для Аннушки. Сама же девушка отрешённо смотрела в пол.
– Ну-с, приступим, – ухмыльнулся ревизор и, открыв неновую, однако, пачку, достал карту рубашкой к девушке.
А я стиснул кулаки. По результатам этой проверки Анну можно запросто подвести под увольнение, но она же очень сильный провидец. Зачем карты?
Кукушкина подняла глаза на проверяющего, а потом перевела взгляд на карту. Минуты две она молчала, прежде чем заговорить. Было слышно сопение толстяка, вздох Сашки и шмыганье носом Настеньки.
– Ева о семи клыках, – тихо произнесла Анна.
Толстяк озадаченно скривился, совсем как я недавно, когда сам показывал карты своей помощнице.
– Почему? – спросил он, повернув карту, на которой была изображена дама червей. – Еву ещё могу понять, но клыки тут при чем?
Девушка пожала плечами, а ревизор достал следующий глянцевый прямоугольник, выжидающе глядя на девушку. Анна снова сделала паузу, прежде чем заговорить. Но когда заговорила, то с ее губ сорвались рифмованные строки.
Все замерли. Такого даже я на своей памяти не видел, чтоб провидцы стихами излагали. Зачастую они и сами не понимали всего из того, что наговорить могли. Порой за каждой строкой скрывался свой кусок пророчества, а порой все стихосложение было одним большим пророчеством. Но пока не свершится, никто ничего не поймёт.
– Вы с ума сошли?! – повысил голос ревизор, и Анна опустила глаза, лишь легонько улыбнувшись. – Пётр Иванович, запиши, непригодна к службе.
Писарюшка быстро достал толстый блокнот, оглянув зал, а потом замер с раскрытым ртом, глядя в сторону двери.
– Ну ты что, уснул? – снова повысил голос толстяк, но писарь лишь толкнул своего начальника в бок.