Я сидел и, часто дыша, скрипел зубами. Внутри колотилось сердце. Ребёнка невозможно было увидеть. Совершенно невозможно. Разве только предвидеть события на несколько секунд вперёд. Не об этом ли она говорила?
Машина дёрнулась и снова покатилась вперёд, на этот раз мягче и плавнее. Я шмыгнул носом и провёл влажной ладонью по лицу.
– До конца и налево.
Почему туда? Просто с той стороны доносился гул водопада. По мере нашего приближения шум падающей воды становился все громче. И любопытство со временем перевесило чувство недовольства Анной за рулём, тем более что ощущение неправильности происходящего придавало всему нотку сюрреализма.
– Налево! – прокричал я, показав рукой в сторону широкого проулка между одноэтажными домиками.
А как миновали, сразу показался берег реки, а потом и то, отчего все невольно застыли.
Стоило Аннушке остановить авто, как я выскочил, испачкав ботинки в мокрой грязной траве. На берегу стоял народ. Некоторые крестились, некоторые причитали, но из-за рёва воды слов не было слышно.
А примерно в одном километре от нас Обь обрывалась в огромный разлом. Какой он был глубины, узнать не представлялось возможным, но судя по тому, что с момента землетрясения прошло достаточно много времени, а провал до сих пор не заполнился, то очень глубокий. В трещину шириной в добрые триста метров с двух сторон падали сте́ны мутной, поднимающей радужные брызги воды, одна с нашей стороны, а другая с той, отчего ниже по реке течение повернулось вспять.
Я хотел было приблизиться, но на том краю реки берег лопнул, и кусок его огромным оползнем сошёл в бездну, уволакивая с собой небольшой домишко вместе с пристройкой и половиной огорода, хорошо, если без людей. Желание приближаться сразу пропало.
Сам провал тянулся поперёк реки, начинаясь справа у лопнувших холмов и уходя куда-то влево, огибая город. И хорошо, что земля лопнула не посередине Новообска, а аккурат по северному его краю, где и домов-то было негусто.
За рукав меня кто-то дёрнул, и я повернулся.
– Радива, пищит! – перекрикивая водопад, сообщила Настя.
Я ещё раз обернулся на чудовищный пролом и подошел к машине, где, вытянув руку, подхватил телефонную трубку.
– Тернский у аппарата! Что?! Не слышу! Ещё раз! Какой ещё, к черту, замок?! В смысле, каменный с башнями?! Где?!
Глава 22
Дозор против дозора
Я стоял на берегу разорванной пополам реки и глядел на ревущие серой мутной водой водопады. Внутри росло непонятное беспокойство, рождаемое интуицией. А интуиция уподобилась раскрашенным черными и белыми красками уличным мимам, что без слов пытались показать картинки бытия в надежде, что зрители их с радостным восторгом угадают. Однако единственным зрителем моей кривляющейся интуиции был только я, и я совершенно не мог разгадать ее послание, отчего помимо мима внутри потихоньку просыпался мистер Люций-Хайд, пока мягко, но настойчиво отодвигающий в сторону Евгения Тернского. Нет, тот не был доктором Джекилом, породившим самодовольное и жестокое чудовище. Он был случайным прохожим, попавшим в тайную лабораторию и выпившим по неосторожности зелье чужой смерти.
И все мы трое – Евгений, Марк Люций и интуиция – сплелись в единой пантомиме, именуемой «В ожидании Армагеддона». Замок, о котором сообщил барон, неуловимые убийцы из числа пришлых, разлом реки и частые потеряшки, не связаны ли они вместе?
Я вздохнул, переводя взгляд. Над набравшей скорость рекой роем кружились большие, сияющие сине-зелёные стрекозы. Они не были простыми насекомыми, а являлись духами. Элементарные сущности не всегда чётко привязаны к какой-либо стихии, а могли существовать как переходные формы. Например, вот эти крылатые создания эфира являлись частично воплощениями воздуха, частично воды. Их ещё иногда называли духами речной сырости. Встретить таких в большом количестве можно вдоль рек, ручьев, озёр и болот.
Одна из стрекоз пронеслась прямо сквозь меня, едва ощутимо оцарапав нутро. Те, кто видел духов, могли ощущать их физически, но не сильно. Так, в пальцах их не удержать, просочатся через плоть. Все же, они творения не корпускул, а эфира.
Говорят, на северах духи морозного воздуха сбиваются в многомиллиардные стаи, поднимаясь во время полярных сияний высоко в небо. Не видел, не знаю. В Петрограде такого нет.
Я ещё раз вздохнул, соображая, как проехать. Дорога там была, но насколько сие чудо далеко от оной, я не представлял. Со слов барона можно судить, что от того места, где я сейчас, получалось не больше пяти километров.
– Анна, что там вы говорили про пришедшую пору? – позвал я девушку, но, не услышав ответа, повернулся.
Кукушкина уронила голову на руки, сложенные на рулевом колесе, и спала.
– Аннушка, – ещё раз громко позвал я, но та даже не шелохнулась.
Её не разбудил даже ревущий поток уходящей в бездну воды.