Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903—1914

После гибели Макарова в Порт-Артур прибыл адмирал Е. И. Алексеев для личного руководства флотом. Однако, оценив обстановку, он заявил о бесперспективности борьбы с японцами на море, ибо «она приведет к окончательной гибели эскадры». Поэтому 22 апреля он уехал в Мукден, оставив за себя своего начальника штаба контр-адмирала В. К. Витгефта. Как начальник штаба тот безусловно был на месте, являясь талантливым администратором и безукоризненно выполняя приказ наместника «флоту не рисковать».

Однако В. К. Витгефт не был флотоводцем и отменил все выходы в море крупных судов, кроме легких крейсеров, канонерских лодок и миноносцев для поддержки отступающей армии. Даже 2 мая, когда были потоплены два первоклассных японских броненосца «Хатсусе» и «Ясима», Витгефт продолжал бездействовать и упустил возможность закрепить успех. Это бездействие дорого обошлось российскому флоту. 25 июля японцы оборудовали осадные батареи и начали обстрел порт-артурского рейда. Выполняя приказ наместника «прорываться во Владивосток», во время второй попытки 28 июля Витгефт был разорван на куски прямым попаданием крупнокалиберного снаряда в командную рубку броненосца «Цесаревич». Его тело не было найдено. После этого руководство российским флотом было дезорганизовано и расстроено. Только отдельным кораблям удалось прорваться во Владивосток, а остатки эскадры вернулись в Порт-Артур. Таким образом, российский флот не выполнил главную задачу — воспрепятствовать высадке японского десанта на материке. Японская разведка сумела установить планы русского морского командования и его местонахождение в составе кораблей Тихоокеанской эскадры. Поэтому огонь японских кораблей был сосредоточен на «Цесаревиче», где находился В. К. Витгефт. Российская же контрразведка оказалась явно не на высоте положения и не смогла квалифицированно обеспечить охрану Командующего флотом.

С началом военных действий в Маньчжурии выяснилось, что большое число китайцев и переодетых китайцами японцев занимаются шпионажем, следя с сопок за передвижением русских войск, расположением батарей, сигнализируя с помощью флагов, зеркал и т. д. Во время военных действий к разведывательной деятельности стали активно подключаться нижние чины и офицеры японской армии. Чаще всего они переодевались в китайские костюмы и с привязанными косами пробирались в места дислокации русских войск под видом местных жителей. В частности, так поступил поручик 13-го кавалерийского полка Комаяси. 12 марта 1905 г. он был послан из Кайюаня на разведку к Гирину. После первой попытки он доложил командиру полка, что дальше деревни Шеншену пробраться нет возможности. Командир полка ответил по-японски кратко: «Данная вам задача должна быть выполнена». Тогда Комаяси и унтер-офицер Кого переоделись китайцами и в сопровождении нанятого проводника прошли через русскую сторожевую цепь и добрались до деревни Тайсухе, в 20 верстах южнее Гирина. Там один из русских солдат в шутку дернул Кого за косу, которая осталась у него в руках. Так случайно были разоблачены японские шпионы, действовавшие в ближнем тылу русской армии. По приговору военно-полевого суда поручик Комаяси, унтер-офицер Кого и проводник китаец были расстреляны в Гунчжулине.

К началу Русско-японской войны в русской армии не было специальной службы, которая занималась контрразведкой и, прежде всего, борьбой со шпионажем. Борьба с ним должна была осуществляться за счет организации жандармско-полицейского надзора. Это было поручено штаб-офицеру Отдельного корпуса жандармов подполковнику Шершову. В его распоряжении имелась жандармская команда, состоявшая из 25 унтер-офицеров. Однако малочисленность личного состава и отсутствие опытных сыскных агентов делали борьбу с японским шпионажем во фронтовых условиях малоэффективной. Особенно отрицательно сказывалось незнание японского и китайского, корейского и монгольского языков, а также отсутствие специальных навыков сыскной работы.

С самого начала войны Командующий Маньчжурской армией генерал Линевич возбудил ходатайство перед адмиралом Алексеевым о привлечении в армию в качестве переводчиков студентов и слушателей-офицеров Восточного института. Переводчиков с восточных языков, в особенности с японского, не хватало даже в малочисленной Маньчжурской армии. В конце мая 1904 г. на театр военных действий были командированы Главным штабом пятеро корейцев — учеников Казанской учительской семинарии. Из них к 1905 г. в армии остался только один. В качестве официального переводчика при разведотделении штаба Маньчжурской армии состоял служащий Пекинского отделения Русско-китайского банка Р. И. Барбье, который занимался переводом статей из английских и французских газет.